Безусловно, от меня ожидали более
подробных сведений, «заложенных мне в память», но оглашать их я не
спешила, в первую очередь потому, что знала немного. Действительно,
а что я знаю? Знаю про ночь «длинных ножей», «хрустальную ночь»,
пакт Молотова-Риббентропа, ход войны в общих чертах, а вот каких-то
нюансов, информации, благодаря которой Шпайеры могли бы заработать
деньги или репутацию, – нет. Ну да, еще немного знаю об основных
лидерах НСДАП, Гиммлере, Геринге, Бормане и прочих «партайгеноссе»,
в основном, по фильмам и книгам. Помимо советских книг про войну в
нулевых я читала переведенные с немецкого воспоминания, так
называемый «взгляд со стороны врага». Тем не менее, мои знания
поверхностны и отрывочны, да и запомнились, если честно, только
«пикантные подробности» или «жареные факты».
Шпайеры по десятому разу
расспрашивали про пребывание на корабле «потомков» и общении с ИИ.
Что я почувствовала, когда увидела Затлера? Какие сны видела в
последние дни? Вот вынь им да положь все секретные сведения! Нужно
ли для «озарения» увидеть человека вживую или достаточно его
фотографии? Нашли тоже, экстрасенса! Чтобы хоть частично
удовлетворить любопытство и умерить пыл своих «родителей», да и
поддержать интерес, приходилось снова врать. Если честно, я уже
врала, как дышала. Рассказывала, что сны, в которых вижу различные
события, не всегда являются «распаковкой архива». Иногда сон — это
просто сон, иногда, да — даже даты всплывают. Иногда я смотрю по
сторонам, и что-то словно «щелкает», короче, «голова предмет
темный, и исследованию не подлежит», поэтому закономерностей не
наблюдается.
В Вильно я решила подсластить
Шпайерам пилюлю:
- Как называется этот город? Какую
страну мы проезжаем? Да? Странно, по-моему, это советский город
Вильнюс. Может, скоро станет советским?
Когда же мы достигли Восточной
Пруссии, я радостно и громко произнесла:
- О, наконец-то мы в Германии!
- Нет, Эльза, нам еще через польский
коридор ехать.
Я нахмурилась и, серьезно глянув на
Паулу, заявила:
- Нет, дальше только Германия,
никакой Польши! Уже скоро…
После пересечения границы с Восточной
Пруссией мы облегченно выдохнули, полностью расслабились и начали с
азартом обсуждать мою натурализацию. Обсуждали мой акцент и что с
ним делать. То, что немецкий язык мне не родной — это очевидно,
поэтому по приезду в Берлин придется много внимания уделить
произношению и словесности. Паула заверила, что с этим она
справиться, как и с преподаванием истории Германии и немецкой
литературы, в которой я не бум-бум. Собственно, уверяла она, ни
один предмет 8-летней народной школы или Volksschule затруднений у
нее не вызывает. Все-таки уровень преподавания там не очень
высокий. Пока немка рассказывала мне про народную школу,
образование, которое уже несколько десятилетий было в Германии
обязательным и бесплатным, меня не покидало ощущение, что
большевики советскую школьную систему 1920-х годов просто слизали у
Веймарской республики.