- Маркс, наверное, - пожал плечами Иван, - или Ленин. Но ведь
сейчас, действительно, как никогда, пролетарий играет основную роль
в индустриализации страны, в первой пятилетке, когда мы…
-Ой, - резко перебила его я, - значит, у пролетария есть слуги,
которые его кормят, обшивают, обстирывают, учат его детей, то есть
он сейчас господин? А как же права человека? Ах да, - махнула я
рукой, - Декларацию прав же еще не приняли, ну, тогда можно…
- Все, прекращай говорить такие вещи! - сердито шикнул он, и тут
же перешел на шепот. - Ты разве не понимаешь, что это
антисоветчина? Никто не посмотрит, что ты ребенок, и уедешь в
исправительную колонию.
Итак, - отвлеклась я от воспоминаний, - купить в обычном
недорогом магазине я ничего не могу. Есть еще «коммерческие»
магазины, как их здесь называют, с космическими ценами. Самое
смешное, что эти коммерческие магазины принадлежат государству. Еще
есть колхозный рынок, в этом году заработал. Частную торговлю по
патентам прикрыли, но для крестьян лазейку все же оставили. Цены на
рынке не ниже, чем в этих коммерческих магазинах. Куда,
спрашивается, податься бедному еврею?
- Белова! Прочитай рассказ вслух! Ты спишь что ли? - учительница
бесцеремонно дернула меня за руку, которой я вот уже пол урока в
задумчивости подпирала голову.
- Нет, не сплю. Сейчас.
Когда я стоял за тисками, позади меня раздался страшный
крик. Я быстро оглянулся.
Бородатый человек корчился от боли, он был залит кровью.
Кровь сочилась с зубцов остановившейся машины. Под станком лежала
оторванная рука.
Нервы у всех были натянуты. Когда в мастерской раздался
крик, люди обезумели от ужаса. Все бросились вон из
мастерской.
Прибыло начальство. Все старшие обвиняли самого
пострадавшего.
Рабочие были возмущены происшедшим. Им ясна была истинная
причина катастроф. Но они не смели разговаривать.
Один не выдержал. Это был Арсений Глыбов. Терпение его
иссякло. Злобно сверкнули его глаза. Он смело заговорил. Он обвинял
начальство. Перед машинами не было футляров. Человеческую жизнь
ставили ни во что.
Глыбов проклинал хозяев. У них засохла совесть. Они пожирали
людей.
Мастер был ошеломлен неслыханной дерзостью Глыбова. Когда он
пришел в себя, лицо его налилось кровью. Он стал ругаться скверными
словами.
Глыбова уволили с завода.
В нашей мастерской было 900 человек. Все 900
безмолвствовали. Рабский страх сковал уста рабочих.