Удача тоже несколько отличалась от привычного мне представления,
здесь она распространялась не только на самого человека, но и на
тех, кто жил и сражался рядом с ним, так что все желали ходить под
рукой удачливого хёвдинга или ярла, а от неудачливых бежали, как от
огня.
Ну и слава. Каждый мечтал совершить какой-нибудь славный
поступок, войти в легенды. Хвалиться и хвастаться было не стыдно,
наоборот, тебя бы очень сильно не поняли, если бы ты скромно
промолчал после какого-нибудь подвига. Служи по уставу, завоюешь
честь и славу.
— Почти вышли к устью, — сообщил хёвдинг Кетиль.
За рулевым веслом его сменил кормчий, старый Гуннстейн. Река
становилась всё шире, ивняк на берегу постепенно редел, сменяясь
покатыми берегами с жёлтой травой и галькой.
— Кетиль, погода-то портится, — сообщил кормчий.
— Проклятое место, — проворчал хёвдинг, возвращаясь на корму. —
Надеюсь, Рагнар нас дождётся. Не хотелось бы опять остаться с
саксами один на один.
— Проскочить бы в прилив, — произнёс Гуннстейн.
Наш кораблик вышел из устья реки в серое море, соединяющееся на
горизонте с точно таким же серым небом, которое стремительно
темнело. Заморосил дождь, забираясь холодными каплями за шиворот, и
я зябко поёжился, хотя никто вокруг даже внимания не обратил. Нашу
лодку начало изрядно качать на волнах, которые набегали одна за
другой, разбиваясь о форштевень, над которым нависала грубая
деревянная голова чудовища.
Я раньше качку переносил легко, без проблем переживая речные и
морские прогулки на теплоходах и катерах, но сейчас мне вдруг стало
не по себе, и обед подкатил к горлу. Скорее даже не от качки, а от
осознания того, что мы выходим в море на столь примитивном судне, и
что от морской пучины меня отделяют доски толщиной в несколько
сантиметров, даже не скреплённые гвоздями.
Серые волны разбивались о такой же серый галечный пляж, дыбились
пенными бурунами на камнях и превращались в невесомую морось,
постоянно висящую в воздухе, и от которой всё мгновенно покрывалось
влагой.
— Вон они! Вижу корабли! — воскликнул Кьяртан.
Я вгляделся в дымку над водой, пытаясь тоже разглядеть их, но
кроме тонкой полоски тумана, скрадывающей горизонт, не видел
ничего.
— Зря мы сейчас попёрлись, — сварливо произнёс Гуннстейн. —
Будет шторм, потрохами клянусь.
Ветер пока просто поднимал рябь на воде, но у меня не было ни
одной причины не верить старому кормчему. Гуннстейн, судя по его
виду, провёл в море больше, чем многие из нас вообще жили на
свете.