Сколько она хороших ребят сожрала! Но
я ей не по зубам. Мы с ней сцепились очень скоро и всерьез, и я не
то, чтобы победил, но и не дрогнул: сказал ей, что она много на
себя берет, воображает, что все будут перед ней стелиться, что мне
наплевать на нее и все ее капризы с высокой колокольни. Как ей это
не понравилось! Назвала меня хамом и жлобом. Можно подумать, я
обиделся. И, конечно, она меня запрезирала. А я запрезирал ее. Мы
презирали друг друга вот уже почти год и так насобачились, что иной
раз нам не требовалось даже слов. Мы могли сидеть в общей компании,
смеяться, болтать и презирали в это время друг дружку изо всех сил.
Да что там! Бывало, встретимся в школьном коридоре один на один, да
так и сверкнем глазами. А потом я и вовсе научился презирать ее
наедине с собою: так было удобнее. Как правило, мы в таких случаях
ожесточенно пикировались с нею по любому поводу. В метро, в лесу, в
автобусе, дома за столом я вел с нею бесконечные споры, доказывая
свое превосходство: я сокрушал ее феноменальной эрудицией,
дерзостью идей, непревзойденным остроумием, интеллектуальной
прочностью и, наконец, гениальностью, которая изначально
признавалась за мной в качестве форы.
Иногда мы схлестывались и наяву, и
тогда Вика доказывала мне обратное без видимых усилий — но это была
нечестная игра, ведь на ее стороне была внешность! Презирать
красивую женщину так же тяжело, как и сражаться с закованным в
стальные доспехи рыцарем, будучи совершенно голым. Вот если бы по
телефону...
Впрочем, я отвлекся. Шли мы недолго:
Вика и Катя чуть впереди, я с двумя портфелями мрачно шагал сбоку,
уже больше не предпринимая попыток навязать им светскую беседу.
Катя жила в большом сталинском доме неподалеку от парка. Он был
весь изрисован мелом и побит камнями. Возле парадного возвышался
древний ржаво-коричневый сугроб, напустивший под себя пребольшую
лужу. Тощий кот такого же цвета изучал в ней свое довольно
паскудное изображение. Заслышав наши шаги, он вздрогнул, как будто
мы застукали его за неприличным занятием, и галопом бросился к
подвалу.
— Это Васька, — зачем-то пояснила
Катя. — Бездомный.
— Хороший котик, — приторно промямлил
я.
Вика оглянулась на меня с таким
видом, словно я напомнил о своем существовании самым отвратительным
образом. Спокойствие, главное — спокойствие, как говорил
Карлсон.