И еще я решил, что Анна Иосифовна —
интеллигентка. Я часто слышал об интеллигентах, но видеть их не
приходилось. Правда, к нам в дом иногда захаживала двоюродная
сестра матери, работавшая в Смольном инструктором обкома, и мать
всегда говорила, что это женщина какого-то невероятного воспитания
и манеры ее где-то даже и непонятны обыкновенному смертному — до
того хороши; но я-то помню, как эта высокая, властная, красивая
дама царствовала за нашим скромным столом, помню как неприятно,
громко, фальшиво хохотал отец, подливая ей дорогой коньяк в рюмку,
помню, как мать, любившая поспорить по любому поводу, во всем
соглашалась с высокой гостьей, помню, как меня наряжали в белую
рубаху и расхваливали на все лады, и я, красный от смущения,
говорил правильные слова о школе, о друзьях и о будущей профессии —
даже вспоминать об этом стыдно. С Анной Иосифовной все было иначе.
Я абсолютно уверен, что если бы я разлил соус на скатерть, она бы
это не заметила. Ну то есть заметила бы, но не подала бы виду. Как
у Чехова. Супер!
Стол получился праздничным — с белой
скатертью, салфетками и на редкость красивыми фарфоровыми
чашечками. Словно мы собрались на самый настоящий праздник. Мы
уселись, оживленно переговариваясь, и тут вышел небольшой конфуз.
К нам «на огонек» заглянул довольно крепкий дедок со свирепыми
рыжими усами а ля Буденный и орденскими планками на пиджаке. Сосед.
Звали его Пал Палычем. Пришел он «просто так», разумеется.
Разумеется, пришлось и его усаживать, причем долго, потому что
старый гриб отнекивался до последнего, а самого — видно ведь! — и
палкой было не выгнать. Дед был глуховат, громкоголос и беспокоен.
Он сразу на меня уставился из-под кустистых седых бровей
бледно-голубыми глазами, словно пытаясь вспомнить, не встречались
ли мы с ним раньше по весьма скверному поводу, и все ждал, когда я
скажу что-нибудь крамольное, чтобы прицепиться. А спрашивал он меня
и о школе, и о комсомоле, и о политике Соединенных Штатов, и о
Великой Отечественной войне и... заколебал вконец, завел меня,
старый пень. Чем я ему не понравился, спрашивается?
— Катюша! — вдруг грянул герой первых
пятилеток и ветеран всех войн двадцатого столетия, — как зовут
молодого человека?
Я понял, что разведка боем кончилась,
старикан начал всерьез.