Дитя во времени - страница 110

Видимо, я увлекся, потому что Пал Палыч вдруг перевел дух и сказал:

— Улыбаетесь? Ну-ну.

— Я не люблю сало, — сказал я машинально.

Дед услышал и обиделся. Я сам не знаю, как у меня вырвалось, я не хотел обижать чудака. Напрасно Анна Иосифовна успокаивала его. Пал Палыч — такой гордец! — лишь уверовал окончательно, что его по-настоящему оскорбили, и вышел из комнаты, негодующе хлопнув дверью.

В наступившей гробовой тишине я нерешительно потянулся к аппетитно-крапчатой сушке. Она оказалась твердокаменной и раскололась во рту с таким треском, словно лопнула сухая половица. Испугавшись, я с трудом проглотил крупные обломки, не разжевывая, и они медленно, с тупой болью покатились вниз, по пищеводу.

— Остряк, — недовольно проронила Вика.

— А я тоже не люблю сало, — вдруг раздался тоненький голосок.

Мы так и вздрогнули. Катя! Спряталась за чашку, когда на нее посмотрели, и оттуда отважилась добавить: — От сала полнеют.

Я засмеялся. Анна Иосифовна тоже. Даже Вика улыбнулась, хотя и в сторону. Катя вся вспыхнула, глаза ее заблестели от счастья, и она тоже засмеялась, закрываясь чашкой и расплескивая чай. Не знаю даже, что на нас нашло, — словно Палыч освободил нас, осчастливил.

— Тсс, — вдруг прошептала Анна Иосифовна испуганно и кивнула на дверь, — тсс.

И мы опять прыснули, только тише...

Ну, в общем, дальше было совсем неплохо. Анна Иосифовна чем дальше, тем больше мне нравилась. Занятная была женщина и, кажется, в меня влюбилась. Я давно заметил, что нравлюсь теткам зрелого возраста — многочисленным мамашам своих дру­зей и знакомых. Может быть, им приятно, что я их стесняюсь. Им нравится задавать мне вопрос: «А у вас есть девушка, Артур?» Сто раз мне задавали этот дурацкий вопрос, и сто раз я краснел и оправ­дывался, что, мол, девушки нет, но обязательно, блин, будет. Иначе позор на мою седую голову. (Ну и нашел-таки себе, наконец, Милу, как и просили!) Анна Иосифовна была другой. Она не сюсюкала и не ломалась. С ней было просто. Она действительно по-детски была рада общению, возможно, потому, что ей всегда его не хватало, и смотрела на меня с таким наивным любопытством, что я был просто обворожен. Так смотрят на знаменитых людей, на мудрецов, когда они снисходят до общения со смертными. Как тут не растаять?

Нашим предметом стала литература. Анна Иосифовна говорила о поэзии и поэтах. Любимыми ее поэтами были Пушкин и Есенин, не любимых я не мог не только запомнить, но и правильно ­выговорить с первого раза, и тем не менее снисходительно-ментор­ский тон усвоил именно я, и без всякого, причем, стеснения.