Дитя во времени - страница 111

Шрифт
Интервал


Анна Иосифовна была поражена, узнав, что я не боготворю Пушкина. Маяковского я назвал трубадуром, Блока — приятным стихотворцем для мечтательных дам. Некоторое предпочтение я отдал Есенину, да и то только потому, что иначе надо было признаться, что любимых поэтов у меня вообще нет. Конечно, я мог бы назвать в чис­ле любимых какое-нибудь малоизвестное имя, и в этом даже был на­ивысший шик, однако имен ниже весьма известных Фета и Тютчева я не знал, да и последних, признаться, знал только по фамилиям.

Вика в нашем споре не участвовала, к моей досаде, — дерзил-то я ради нее. Мне так хотелось хоть чем-нибудь задеть ее, чтоб она вознегодовала что ли, обиделась, заспорила. Но! Вика лишь хму­рилась и молчала.

Потрясенная Анна Иосифовна даже раскраснелась: к поэзии она относилась с религиозным благоговением. Откуда ей было знать, что стихи я читал исключительно за хорошие отметки в школе?

— Ну хорошо, — восклицала она, — а Брюсов, а Белый, а Бальмонт? Вы читали Брюсова?

— И что же?

— Разве можно сказать про Ахматову, что она — слабый человек? (Это я брякнул про какого-то типа, что он слабый человек.)

— Извините, но про Ахматову я ничего не говорил. (И не читал.)

— Ну а Мандельштама вы читали?

— Ну?

— А Гумилев? Господи, рыцарь Гумилев?

— Ну, вообще-то...

— А Ходасевича вы читали, Бальмонта?

Больше я не мог врать. Имена были прямо-таки из талмуда.

— Этих не читал.

— Болен не читатель — Болен писатель, — насмешливо проронила Вика.

Меня будто окатило ледяной водой.

— Это не наша вина, а наша беда, — торопливо возразила Анна Иосифовна, — многие ли могут себе позволить... Ну, так и быть, — решительно обратилась она ко мне. — У меня есть книжка... редкая книга и старая. Посмертное издание Гумилева. Знаете, я почти уверена, что Гумилев вам понравится. Обязательно! Минуточку! — И она вышла из комнаты.

— А ты сама-то читала? — спросил я Вику, хладнокровно допивающую чай.

— Кого?

— Мальденштама!

— Нет.

— Вот именно.

— Мандельштама, — тихо поправила Катя, про которую я успел позабыть.

— Да?.. Все равно, она знает, о чем я хочу сказать.

— К сожалению, Болен, не всегда. Ты не предсказуем, как и все талантливые люди.

Вернулась Анна Иосифовна со своим сокровищем. Она несла его перед собой, словно праздничный торт с горящими свечами и, казалось, ждала, когда мы встанем и захлопаем в ладоши.