Анна Иосифовна была поражена, узнав,
что я не боготворю Пушкина. Маяковского я назвал трубадуром, Блока
— приятным стихотворцем для мечтательных дам. Некоторое
предпочтение я отдал Есенину, да и то только потому, что иначе надо
было признаться, что любимых поэтов у меня вообще нет. Конечно, я
мог бы назвать в числе любимых какое-нибудь малоизвестное имя, и в
этом даже был наивысший шик, однако имен ниже весьма известных
Фета и Тютчева я не знал, да и последних, признаться, знал только
по фамилиям.
Вика в нашем споре не участвовала, к
моей досаде, — дерзил-то я ради нее. Мне так хотелось хоть
чем-нибудь задеть ее, чтоб она вознегодовала что ли, обиделась,
заспорила. Но! Вика лишь хмурилась и молчала.
Потрясенная Анна Иосифовна даже
раскраснелась: к поэзии она относилась с религиозным благоговением.
Откуда ей было знать, что стихи я читал исключительно за хорошие
отметки в школе?
— Ну хорошо, — восклицала она, — а
Брюсов, а Белый, а Бальмонт? Вы читали Брюсова?
— И что же?
— Разве можно сказать про Ахматову,
что она — слабый человек? (Это я брякнул про какого-то типа, что он
слабый человек.)
— Извините, но про Ахматову я ничего
не говорил. (И не читал.)
— Ну а Мандельштама вы читали?
— Ну?
— А Гумилев? Господи, рыцарь
Гумилев?
— Ну, вообще-то...
— А Ходасевича вы читали,
Бальмонта?
Больше я не мог врать. Имена были
прямо-таки из талмуда.
— Этих не читал.
— Болен не читатель — Болен писатель,
— насмешливо проронила Вика.
Меня будто окатило ледяной водой.
— Это не наша вина, а наша беда, —
торопливо возразила Анна Иосифовна, — многие ли могут себе
позволить... Ну, так и быть, — решительно обратилась она ко мне. —
У меня есть книжка... редкая книга и старая. Посмертное издание
Гумилева. Знаете, я почти уверена, что Гумилев вам понравится.
Обязательно! Минуточку! — И она вышла из комнаты.
— А ты сама-то читала? — спросил я
Вику, хладнокровно допивающую чай.
— Кого?
— Мальденштама!
— Нет.
— Вот именно.
— Мандельштама, — тихо поправила
Катя, про которую я успел позабыть.
— Да?.. Все равно, она знает, о чем я
хочу сказать.
— К сожалению, Болен, не всегда. Ты
не предсказуем, как и все талантливые люди.
Вернулась Анна Иосифовна со своим
сокровищем. Она несла его перед собой, словно праздничный торт с
горящими свечами и, казалось, ждала, когда мы встанем и захлопаем в
ладоши.