— Вот! — торжественно объявила
она.
Я так же торжественно принял
бесценный дар в черном переплете. Лицо мое значительно нахмурилось.
Сначала я с важным видом осмотрел обложку со всех сторон, нежно и
трепетно провел по ней пальцем, чмокнул губами, потом открыл книжку
как бы просто так, да и увлекся тут же: уставился в первую
попавшуюся страницу с таким видом, как будто оттуда мне кто-то
помахал рукой. Потом листнул другую, третью, а на четвертой опять
как будто наткнулся на что-то дельное и призадумался; а на пятой
фыркнул и покачал головой. И все это в полнейшей, святой тишине. Я
даже вспотел. Строчки на пожелтевших страничках прыгали у меня
перед глазами, что-то там было про Нил, по-моему, или про Красное
море? Не помню.
И опять Вика:
— Болен, ты не в библиотеке!
Я вздохнул с внутренним облегчением;
и как бы сожалея, что меня отрывают от любимейшего занятия,
захлопнул книгу.
— Итак? — улыбаясь спросила Анна
Иосифовна, предвкушая ответ.
Я немо развел руками, как бы говоря:
ну что тут скажешь? И уронил драгоценный том. Вышел небольшой
переполох: книжка-то была ветхая. Больше всех сокрушался я. Я не
успокоился до тех пор, пока книгу не ощупали, как потерпевшего с
переломанными костями, все ахал и спрашивал, сколько же она могла
стоить... Наконец мы облачили ее с Катей в новенькую центральную
«Правду» и со всевозможными почестями похоронили в моем портфеле.
После этого я еще имел нахальство отчитать Анну Иосифовну за то,
что книга была не обернута и хранится небрежно! Меня вообще
развезло. Я болтал, не давая никому слово вставить. Я рассказал о
некоем раритете своего приятеля, который стоил не меньше двухсот
рублей, то есть, разумеется, раритет, а не приятель, и что у меня
самого в деревне есть книга такой невероятной древности, что ее
опасно даже вывозить в город. Наверное, от стрессов я чуточку
перевозбудился.
Анна Иосифовна только потерянно
улыбалась, тщетно пытаясь вникнуть в эту галиматью. Я врал, боясь
остановиться, чтобы в словесном поносе утопить всякий здравый
смысл, а заодно и способность критически мыслить у моих дорогих
слушателей. Кажется, мне это удалось. Вопросов не было. Лица
слушателей были взволнованы и слегка растеряны. Анна Иосифовна
предложила мне чаю.
Заключительная часть нашего застолья
прошла тускло. Я как будто выплеснулся и затих. Говорила Вика о
школе, об экзаменах и прочей чепухе. На меня не обращали внимания,
как на человека, который уже пролил соус на скатерть и теперь
собирает корочкой хлеба его остатки. Иногда я вякал, но Вика умело
гасила очаги напряженности. А потом она посмотрела на часы и
сказала: