— Мила, — я шагнул было к ней и
отшатнулся, как от ответного толчка.
— Дурак.
Сказано было со вкусом — не громко,
без боли, зато обстоятельно, как констатация научного факта после
длительного эксперимента. Я лишь подтвердил заключение, спросив
растерянно:
— Почему?
— Потому что книг много читаешь, —
ответила она и, обогнув меня, как урну с окурками, не спеша стала
подниматься наверх.
— Почему вы так думаете?
— Потому что я живу в свободной
стране, сэр.
Свидание закончилось. Я вышел на
улицу с великолепной улыбкой на сахарных устах. Я был глуп. Все
дороги для меня были закрыты. Мне казалось, что если я сейчас
вотрусь в толпу, то даже слепой тотчас учует мою глупость, которая
издавала какую-то резкую вонь — это был мускусный запах пота,
сдобренный тошнотворным ароматом маминых духов «Красная
Москва».
Словно в насмешку, из-за туч вышло
солнце, чтобы все полюбовались на долговязого, белобрысого парня в
темно-синем парадном костюме с тремя рублями сдачи в кармане, еще с
утра исполненного комической важности и «трепетного ожидания
свидания с любимой», а теперь затравленно озирающегося на каждый
столб, на каждую тень. Что ж, смотрите. Вот идет Артур Болен, сын
Петера Яковлевича Болена и Марии Ивановны, урожденной Павловой,
17-летний ученик 497-й средней ленинградской школы, гордость
учителей, радость и надежда семьи, комсомолец с 1975 года, отличный
спортсмен и хороший товарищ. Связей, порочащих его, не имел до
рокового вступления в интимные отношения с девицей по имени Мила.
Рост — метр девяносто, вес — восемьдесят четыре килограмма, глаза
голубые. Волосы цвета созревшей пшеницы, длинные, вымытые шампунем
«Русский лес». Словом, не зная — ничего плохого и не подумаешь. Но
уж я-то знал себя основательно.
В мире еще не рождался человек, так
нелепо скроенный, как я, хотя и произвели меня на свет вполне
здоровые люди.
Мой отец, так и не сумевший до конца
избавиться от акцента, которым его наградила остзейская ветвь
Боленов, любил повторять русскую пословицу о «рыпке» в пруду,
которую ни за что не вытащишь, пока не взмокнешь от трудов
праведных. Сам он занимался этой рыбной ловлей с тринадцати лет и,
заработав у государства шесть соток земли подо Мгой и третью модель
«Жигулей», считал себя рыбаком не из последних.
Мою мать Петер Болен обнаружил в
Ленинграде в середине пятидесятых годов. Оттого ли, что мать была
вызывающе красива, или потому что Болены вообще не терпели суеты —
их трогательная дружба продолжалась почти два года и разрешилась
счастливым объяснением в любви накануне запуска первого спутника
Земли.