На улице за каких-то два часа все
изменилось: небо заволокло тучами и стало темно, как вечером.
Иногда набегал слабый сырой ветер. У меня болела челюсть, и я время
от времени касался ее рукой, пытаясь определить степень ее
опухлости.
Вика была недовольна, и я это
прекрасно чувствовал еще в зале, когда гоготал ей прямо в ухо. Мы
долго шли по сухому асфальту, который уже был разрисован мелом
цветами и рожицами и всякими словами, и думали об одном и том
же.
— Дурацкий фильм, — наконец сказала
Вика.
— Нет, почему же, посмеяться
можно.
— Пустой и глупый.
— Так ведь это же комедия. Она и
должна быть глупой. Главное, чтоб было смешно. Жизнь и так слишком
уныла, так хоть развлечься...
Вика промолчала с досадой, и я
продолжал с ленивой грацией пресыщенного циника.
— Я уже объелся советскими так
называемыми жизненными фильмами. Скучно смотреть на чужие проблемы,
когда полно собственных. Хоть на полтора часа забыться. Глупость?
Да! Но — красивая глупость, остроумная глупость, веселая глупость!
И это лучше, чем скучная правда жизни.
— Пошли на ту сторону, — перебила
Вика. Так просят чавкающего человека передать солонку или включить
радио.
Мы перешли. Мне по-прежнему хотелось
врать, и врать что-нибудь неприятное и мне, и Вике.
— У тебя папан где работает? —
спросил я, с неприязнью вспоминая презентабельную бородатую фигуру
ее отца, который играл со мной в философский диспут как с
недоразвитым ребенком.
— В Политехе. Он, кстати, вспоминал
тебя утром. Ты его здорово удивил. Своими ницшеанскими
замашками.
— Это не замашки, а позиция. Я не мог
тогда объяснить все толково, но это ничего не значит.
— Если не значит — значит ты дурак,
вот и все.
— А ты умная?
— Слушай, давай не будем, а? Ты мне
этот вопрос уже триста раз задавал. Спроси еще, какой завтра
урок.
— Ладно. Если твоему папану...
— Папе.
— Ну, папочке. Если ему не нравится
Ницше — я дурак, выходит? А мне вот нравится.
— Может, тебе и Гитлер нравится?
— Нравится! — в запальчивости крикнул
я и, испугавшись, зачастил: — Гитлер был великим человеком. Он
преступник, злодей и все такое, но он личность, фигура мирового
масштаба. Гений.
— Да ты что, серьезно? — Вика даже
остановилась и посмотрела на меня пытливо. Гитлер — гений?
Я понял, что если вымолвлю «да», то
произойдет что-то нехорошее. Я махнул рукой.