— Знаете, откровенность за
откровенность. А как вы понимаете Бога?
От испуга я выронил сигарету, которую
нервно крутил в пальцах:
— Как... как это?
— Ну вот вы все время упоминаете,
хотя и косвенно, некое существо, личность, или, может быть, силу,
стоящую за человеческим родом и повелевающую им. А как вы
представляете себе эту силу?
Я оторопело моргал глазами. Я никогда
не задумывался, кто же этот кто-то. Но не Бог же в самом деле? И
вдруг у меня мелькнула тревожная мысль:
— Простите, а вы... как вас... в
смысле работы...
— Я священник. Зовут меня Павлом
Ивановичем.
— Артур Болен, — пробормотал я.
Вот так, профессорская бородка,
интеллигент! Перед моимомрачившимся взором потянулась
уныло-безобразная вереница дряхлых старух, слюнявых оборванных
юродивых, нищих, калек — я вздрогнул и поежился.
— Вы удивлены? — спросил мой знакомый
тихо.
— Нет, почему же... — я даже
улыбнулся криво. Мне вдруг показалось, что его допотопное пальто
пахнет ладаном, воском и еще каким-то сладковато— душным,
кладбищенским запахом.
— Я не верю в Бога, — выдавил я,
стараясь дышать ртом.
— Я знаю, — просто сказал он.
— И никогда не верил, — упрямо
довершил я, со страхом ожидая, когда загремит его негодующий голос
и он начнет обращать меня, как нас и остерегали в школе, в свою
веру. Внутренне я похолодел и изготовился, как перед дракой.
— Я знаю.
— Откуда вы все знаете?
— Нет, я, конечно, знаю далеко не
все, — улыбнулся он. — Но вы, действительно, далеки от веры.
— А вы сами верите? — вырвалось у
меня совершенно непроизвольно. Я вспыхнул до корней волос, но поп и
на этот раз не обиделся.
— Я священник.
— Ну и что?
— Вы хотите сказать, что я работаю за
деньги?
Я неопределенно пожал плечами:
— Я только спросил, а вы уже за меня
говорите.
— Извините.
Теперь мне было неприятно слышать это
постоянное: простите, извините. Из профессорского оно превратилось
во что-то слащаво-поповское, приторное, елейное и нечестное.
— Видите ли, — продолжал священник, —
я не случайно так сказал. Мне показалось, возможно, я и ошибаюсь,
что вы мне как будто не доверяете.
— Ну и что?
Теперь он пожал плечами и сгорбился.
И сразу стал похож на простого старика. Мне вдруг стало стыдно за
свою грубость:
— Извините, у меня просто чертовски
плохое настроение, правда.
— Да, да, я вижу, — с готовностью
откликнулся он, тут же распрямляясь. — Неприятности. Учитесь?