— В десятом. Поссорился с девчонкой,
— неожиданно даже для себя самого брякнул я. Я ждал, что он
улыбнется, он только кивнул.
— Дура она чертова, — выпалил я
отчаянно. Я был просто не в силах справиться с мучающим меня
упрямым желанием сказать попу что-нибудь такое, чтобы он, наконец,
загремел негодующим басом. Тогда мне стало бы легче. Справедливость
восторжествовала бы — он показал бы свое истинное нутро, а мое и
так было на виду. Его вежливость начинала меня изматывать.
— Сучка!
— Эк вас бесы-то мучают, —
пробормотал он.
Я открыл рот.
— Это... эти, черти, что ли? С рогами
которые? — я нервно прыснул и, спохватившись, кашлянул.
— Эти, — усмехнулся поп.
— Вы что, и чертей тоже... признаете?
Извините.
— Ничего, ничего, я не в обиде. Вы ее
очень любите?
— Кого? Милу-то?! Сто лет бы ее не
видел. Ни кожи, ни рожи, да еще дура, каких свет не видел. Просто
не знаю, что у нее в башке.
— Так как же... Я что-то не
понимаю...
— Да так, просто. Баба же нужна,
верно? Возраст же, обмен веществ, и все такое. И врачи говорят.
Тут я вспомнил про Штыпель, и меня
передернуло от отвращения к себе.
— А что же, любовь, выходит, не
нужна?
— Да они все дуры! Какая, к чертовой
матери, любовь? Извините, я все время чертей поминаю.
— А вы не поминайте, — сказал он и
лукаво добавил: — А в чертей, выходит, сами верите?
— Ну, — я хохотнул как-то горько, — в
них, во всяком случае, скорее уверуешь. Кругом одно скотство.
— Не пойму я вас, вроде вы и
ненавидите скотство, и вроде в него только и верите.
— А что делать, если вокруг одно
скотство?
— Да почему же одно скотство,
помилуйте? Разве вот этот апрельский день — скотство? Разве
благородный, душевный порыв — это скотство?
— Ну я не знаю... Я что-то этих
порывов не встречал.
— Никогда-никогда? И не
испытывали?
Поп так искренне удивился, что я стал
вспоминать... И как назло, действительно не мог вспомнить, хотя
старался вовсю — всекакая-то дребедень лезла из детства: то ли я
отдал кому-то яблоко, то ли мне подарили грушу.
— Черт его знает... ну вроде было
что-то, — пробормотал я неуверенно. — Ну было, предположим, все
равно не это определяет.
— А что же определяет?
— Борьба за существование.
Дарвин.
Поп погрустнел вдруг, ссутулился, и
вдруг до меня дошло: ведь это же поп! Настоящий! Из церкви. Где
молятся, и все такое.