— Ну!
Я затянулся глубоко, чувствуя
поднимавшееся из живота волнение. Как ни был я пьян, а рассказывать
подробности все равно было трудно:
— Ну, уронил ее на диван... а она
хнычет. Я говорю, ну какого хрена? Сама ведь пригласила. Я что
тебе, мальчик, что ли? В куклы будем играть?
— А она?
Дальше и вовсе пошла железная
порода.
— А она молчит. Я так аккуратненько
расстегнул платье — молчит. Снял пиджак — молчит. Снял брюки —
молчит...
— А под платьем, что было? — спросил
вдруг жадно молчавший доселе Аркаша.
Я выругался:
— Кольчуга. Совсем дурак, что ли?
— Да не обращай ты внимания, —
вступился Юрик. — Дальше.
— Ну что дальше. Раздел ее...
— А она молчит?
— Ну!
— А ты?
— Блядь! — я отшвырнул окурок и
ожесточенно плюнул. — Что я? А я хер дрочу!
— Трахнул ее?
— Ну естественно, что мне, ей в рыло
смотреть, что ли?
— Целка?
— Ну естественно. А я про что?
— Теперь тебе капец, Артур, затягают,
готовь свадебный костюм.
Все загалдели с видимым
облегчением.
— Я же говорю, Совдепия, — вновь
встрял Пашка, угадав, что теперь можно. — Ленку Агафонову помнишь?
Ну маленькая такая, пухленькая, еблище еще такое зеленоватое...
— Ну, — удрученно отозвался я.
— То же самое: лежит, как бревно,
ноль эмоций. Как труп, а корчит из себя проститутку. Я говорю, ты
хоть бы глаза открыла, что ли. А она даже не слышит.
Я понимающе кивал головой, и мы с
Пашкой при общем молчаливом одобрении стали поведывать накопившиеся
обиды и разочарования, словно двое больных, внезапно обнаруживших,
что симптомы их заболевания одни и те же. Выглядело это
приблизительно так:
— Хуже всего блондинки: они созревают
только после родов, да и то не всегда...
— Есть исключения. Лавасову
помнишь?
— Это исключение. Бывает, и
черненькие холодные как лед.
— Согласен. А знаешь, что надо
сделать, чтобы баба возбудилась? Поставь ее раком.
— Да, я знаю, но я должен тебе
сказать: не всегда. Вот я помню...
— Согласен. У меня была, помню, телка
— она любила стоя. (Это я сказал!)
— Да, но лучше всего, когда она
сверху: она сама регулирует, понимаешь, сколько ей надо
глубины...
— А лучше всего подсыпать ей конского
возбудителя.
Блондинки, брюнетки, шатенки, худые и
толстые, высокие и маленькие — всем досталось. Вспомнили и о
презервативах, и о спиралях, о таблетках; рассуждали о
беременностях и выкидышах, о том, как возбудить клитор, и об
абортах — я вскоре выдохся, а Пашка продолжал сыпать, как гинеколог
с 20-летним стажем, а когда он выдохся, то добавить было некому и
нечего. И все же чей-то робкий, тонкий голос произнес: