Катя осталась мне под залог. В самом
несчастном состоянии. Она не смела поднять голову, и я вынужден был
обратиться к ее макушке.
— Слушай, что ты сегодня делаешь?
— Иду домой, — еле слышно ответила
она.
Мне вдруг стало страшно. Я понял, что
не смогу сказать ей про билеты сейчас. Не могу! Ну как я скажу,
когда невдалеке стоит ЭТА, помахивающая сумкой и нетерпеливо
поглядывающая на часики; когда Катя напугана и сбита с толку; когда
я сам дик и ужасен? Катя нерешительно оглянулась на Вику. Это был
конец.
— Слушай, — выпалил я, — ты не смогла
бы одолжить мне десять рублей?
Катя наконец осмелилась поднять
голову.
— Всего лишь десять рублей,
понимаешь? Больше не надо. Мне они вот так нужны. Всего десять, и
ни копейки больше, — горячо говорил я, вкладывая в названную сумму
какой-то запредельно-мистический смысл.
— Ты понимаешь, — безумно бормотал я,
— два билета. В театр. Спектакль — чудо! Нужны деньги. Всего
червонец. Я их отдам, но они нужны сейчас, позарез, понимаешь?
Десять, больше не надо. Пожалуйста.
Последние слова я произнес на
последнем издыхании и почувствовал внезапную слабость и
вялость.
— Но у меня нет с собой денег,
Артур.
«Еще бы они у тебя были», — отрешенно
подумал я и махнул рукой.
— Ладно.
— Подожди, Артур. Я могу, если тебе
не к спеху... можно взять у матери. Она дома. У нее пенсия вчера
была, у нее есть. Хочешь?
Милая, милая Катюша.... Она смотрела
на меня с трогательным сочувствием, не подозревая, что перед ней —
самый настоящий троглодит.
— Хочу, — сказал я.
Вика каким-то непостижимым чутьем
угадала, что наше объяснение закончилось, и подошла с
оскорбительно-гордым видом.
— Ну все?
У меня совершенно не осталось сил с
ней препираться.
— Все.
Мы троем вышли через арку к Неве, и
Вика притормозила.
— А ты куда?
— Куда надо.
Катя торопливо вмешалась.
— Он с нами. Ему только на минуточку,
ладно, Вик?
— Да мне-то что! Он ведь к тебе идет,
а не ко мне. Пошли.
И мы пошли. Сначала молча. Потом,
истомившись, я откашлялся и задал какой-то серьезный вопрос,
который странным образом усугубил наше молчание, потому что Катя
съежилась, а Вика отвернулась, вздохнув, а я повторил еще как дурак
этот вопрос, уже вызывающе. Тогда Катя решилась что-то ответить, но
Вика, опередив, взяла ее покровительственно под руку и заговорила о
какой-то школьной чепухе, демонстративно меня уничтожая. Катя была
задавлена нашими непримиримыми биополями наглухо и едва находила
силы отвечать ей, однако Вика умело предлагала все новые и новые
темы. Несколько раз я пытался хотя бы включить в разговор
какое-нибудь восклицание, междометие, и Боже ж мой, как это
оскорбляло ее, какие муки отвращения терзали ее при этом! Мама миа,
вот это была гордость! Лишь однажды она удостоила меня своим
вниманием, да и то косвенно: это когда я попытался неловко отобрать
у Кати портфель, и у нас с нею вышла небольшая борьба за его
обладание. Тогда Вика не выдержала: