Шкет подтянул безразмерные штаны повыше, и мы
пошли.
Путь пролегал сначала через респектабельную
часть города, идти по брусчатке было нормально. Но, когда мы
свернули в какие-то подворотни, дорога стала прямо чавкать под
ногами. И это явно было не болото, а какие-то вонючие помои. То ли
канализация у них протекла, то ли свиней они тут
содержат.
Я
еле поспевал за мальцом, стараясь дышать ртом.
Наконец, малец привёл меня куда-то, где
сплошной стеной стояли разнообразные сараи и склады.
–
Здесь, – хрипло сказал он и нырнул в цель между досками на
стене.
Я
затормозил, не зная, что делать, вдруг я сейчас полезу, а там
здоровый бугай с топором стоит и сразу меня по темечку
тюкнет.
–
Там только дети, – сказал Моня, который уже слетал на
разведку.
–
Понял, – кивнул я и с трудом протиснулся в узкою для моей
комплекции щель.
В
полумраке сарая, который практически не разгоняла слабо тлеющая
лучина, на охапках несвежей соломы сидели дети, человек шесть.
Причём, как я понял, тот шкет, которого я поймал, среди них был
самый старший.
Дети были в ужасных лохмотьях, худенькие и
грязные.
«Дети подземелья, чёрт возьми», – подумал
я.
–
Здравствуйте! – сказал я детям.
Двое из них невнятно ответили. Остальные
просто смотрели на меня, кто испуганно, кто застенчиво. Среди
пёстрой ребятни взгляд выделил одну девочку.
–
Меня зовут Гена, – сказал я, – давайте знакомиться.
–
Ванька.
–
Санёк.
–
Шпилька.
–
Карасик.
–
Улька, – последней назвалась девочка, такая худенькая, что,
казалось невероятным, как её голова с копной всклокоченных волос
держится на такой шейке.
–
Хома, ты пошамать принёс? Кушать хоцца… – жалобно протянул
маленький рыжий шкет в засаленном пиджаке «на вырост» на голое
тело.
Слова «хома» он говорил с ударением на первый
слог. Как потом выяснилось, это было прозвище, сокращенно от слова
«хомяк». Парня так прозвали за домовитость.
–
Не вышло, – вздохнул Хома, мой старый знакомец, который и привёл
меня сюда.
–
Ничего, завтра, может, повезёт, – сказала девочка и невесело
улыбнулась.
–
Ты вчера тоже самое говорила, Улька, – грустно сказал чернявый
пацанёнок, имя его я не разобрал.
–
А вот я принёс, – преувеличенно-бодро сказал я, отгоняя щемящее
чувство тоски и безнадёги. – Меня Хома потому и привёл к вам.
Показывайте, где обедать будем?
–
Да вот тут и будем, – Улька на правах хозяйки показала на
перевёрнутый замызганный ящик, который служил им вместо
стола.