– Ни сколько в этом не сомневаюсь, господин судья, – вежливо на этот раз ответил Таймон. – И прошу простить меня за мою несдержанность.
– Надеюсь, со временем ты осознаешь, что в тюрьме язык до добра не доводит, – ответил судья серьезно. – Извинение, впрочем, принято. А теперь позволь рассказать тебе о сути дела и предупредить.
– Слушаю внимательно, господин судья, – сказал Олли Таймон.
– Дело об убийстве священника Клода передано Инквизиции сегодня утром. Так положено по закону, – сказал судья. – И хотя давно известно, кто отправил святошу к его создателю и за что, ты бы ответил за его смерть сполна, поверь мне. Но среди ночи ко мне влетела эта леди, которую ты видишь здесь со мной. Она не побоялась явиться в неурочный час, поднять меня с постели и этим довольно сильно рассердить. Впрочем, учитывая некоторые обстоятельства, я выслушал юную леди и, приняв во внимание прошлую дружбу с ее уважаемым родителем, согласился выполнить одну просьбу.
Вейдок и Таймон молчали, делая вид, что сильно заинтересованы.
– Она пожелала поручиться за тебя, Таймон, – сказал судья. – Отрекомендовав тебя как своего подопечного. В качестве залога она внесла в королевскую казну сумму величиной в пятьсот глорий. Сумма немалая. Таким образом, дело из канцелярии Инквизиции исчезло, и теперь ты всего лишь бедолага, которого схватили стражники, по досадной ошибке приняв за преступника. И поэтому тебя отпускают из тюрьмы. Будешь возражать?
– Нисколько, господин судья.
– Хорошо. Впрочем, помни: за тебя поручились. Знаешь, что это значит?
– Понятия не имею, – честно ответил Олли.
– Это значит, что еще хоть раз появишься в Мареаполе или устроишь беспорядки в каком-либо ином месте, тебя вместе с твоим поручителем немедленно схватят. Поручителя ждет суд, а тебя – костер.
– Долгий пристрастный суд и мокрый, дымящий костер, – пробормотал Олли Таймон и обратился к девочке: – Дитя, ты не ведаешь, на что идешь. Старина Олли выйдет из темницы и уже назавтра обязательно что-нибудь натворит. Украдет драгоценности у ювелира или, чего доброго, подвергнет кого-нибудь разврату. Тебя отведут на лобное место и вздернут. И ты будешь показывать язык всем и каждому. Глаза твои выклюют городские вороны, а ноги обгрызут бродячие псы…
Леди Амелия побледнела. Она смутилась, но вида не подала.