- Нет здесь тонкого тела, - сказал Вещерский, все же подходя к
телу. Туман вяло качнулся.
- Нет. И не было… как мне кажется, - Ладислав ткнул в тело
пальцем. – Надо Никанора позвать, пусть этого голубчика
распотрошит. Думаю, много интересного найдется. Кстати, помоги
перевернуть.
И Демьян, не без труда преодолев брезгливость, - прикасаться к
туману не хотелось, исполнил просьбу. И почему-то не удивился,
увидев на спине покойного странный рисунок, похожий на кривоватую,
словно ребенком намалеванную, паутину.
- И что это? – Вещерский поскреб кончик носа.
- Это? Это свидетельство или преступного замысла, или необъятной
человеческой глупости, - Ладислав паутину потер, и туман вокруг
тела всколыхнулся. – А скорее всего, и того, и другого… отпускай.
Сердце, стало быть?
- Сердце, - подтвердил Демьян.
Он и теперь видел туман, в это сердце проросший, подернувший
его, словно плесенью. И не только его. Эта плесень и кожу мертвеца
покрывала, и пробиралась внутрь. И… если не сегодня, то завтра
человек бы умер. Знал ли он?
Сомнительно.
- Вот, что бывает, когда люди обыкновенные пытаются использовать
чуждую им силу… - Ладислав провел над телом ладонью. И отступил. –
Мне другое интересно. Откуда это вообще взялось?
- Мне тоже интересно. Что вообще это значит, - Вещерский указал
то ли на мертвеца, то ли на печать. – И я был бы несказанно
благодарен, если бы ты, дорогой мой друг, снизошел до
объяснений.
- Снизойду, - согласился Ладислав. – Только сперва поем. И…
прикажи его сжечь. А лучше сам. И одежду тоже.
- А вещественные?
- Пусть составят опись, и снимки сделают. Хватит. Главное, чтобы
руками не прикасались.
- Проклятье?
- Мертвомир. Здорового человека вряд ли убьет, но ночные кошмары
никого еще счастливым не делали…
- А… - Вещерский кивнул на Демьяна.
- А ему все едино, он уже одной ногою там.
Но руки Демьян все же помыл, хотя… след от чужого тумана остался
и после мыла, правда, ненадолго. Стоило отпустить собственную силу,
и на ладонях вспыхнуло темное пламя. И туман исчез. А по крови
будто тепло прокатилось, хотя и слабое.
Беседу продолжили в ресторации, в которой, собственно, и
оставили княжну с Василисой. Ресторация была из числа тех, которые
Демьян в прошлой-то жизни обходил стороной, ибо казались они ему
чересчур уж пафосными и дорогими. И тут позолота сперва смутила,
как и невозмутимость швейцара, распахнувшего дверь.