— Твой дар — это перерождение?
Тогда почему ты не возродишь всех из Семьи? Мы повергнем гигантов
и...
Он вновь бросил на меня
яростный взгляд из-под кустистых бровей.
— Не все так просто, Гермес.
Титаны не идиоты, они быстро догадаются. И Амфитрион, став
мальчишкой, не обрел разом прежних сил. Думаешь, они дадут вам всем
спокойно расти?
Звучало здраво.
— Это мой дар лично тебе,
Гермес. За хорошо проделанную работу и интересные беседы. Вот,
выпей.
Владыка теней протянул
наполненный вином пифос. Я осушил его до дна: мучавшая каждую тень
жажда давала о себе знать.
— Что тепе... — спросил я и тут
же почувствовал, как обещавшая вернуться мгла вновь застилает
взор.
— Сам решай, Гермес. Живи за
всех нас. Вдруг тебе повезет?
Не знаю, чего в голосе Аида
было больше: привычной насмешки или не присущей ему скорби? Мысли
растаяли, утопая в безвременном сне…
***
Проливной дождь бил по голове и
стекал по плечам, обращая волосы в липкое месиво. Тонкая рубаха
льнула к телу, желая обратиться второй кожей.Не успел
я открыть глаза, как дыхание вышибло внезапным ударом в грудь. Я
рухнул в грязную, мокрую лужу. Смех мерзких глоток наждачкой
царапал душу.
Я поднял взор на стоящих надо
мной паршивцев. Не менее мокрые, чем я сам, в странной диковинной
одежде, на их лицах играли злые ухмылки. Пахнут смертными, точно не
гиганты.
— Вмажь ему, вмажь! Прямо по
морде, пусть знает, как пасть раксрывать!
Они двигались чересчур
медленно. Толстый поганец с брюхом навыкате лениво размахнулся. Я
поймал его ногу, почувствовал на ладонях скрипящую грязь с подошвы.
Резко рванул на себя — противник нелепо задвигал руками и не
устоял.
Терпеть не могу Гипноса — вечно
дремлющий паскудник любил насылать видения именно на меня. И всякий
раз что-то мерзкое: где только такие кошмары берет? А потом еще и
удивляется — почему приношу ему почту в последнюю
очередь...
— Э, эт че? Совсем страх
потерял, хадуй? Ща мы тебе...
Я не стал слушать. Выпрямился,
метя головой в подбородок. Возмущенный смертный отлетел к стене,
схватившись за нижнюю челюсть. Завыл, как маленький ребенок. И
почему подобные ему, получив отпор, всякий раз столь мерзко скулят?
Третий из них вдруг заметался. За сверкнувшим в тусклом свете ножом
он прятал страх.
Может ли смертный ранить бога?
Никогда не задумывался о таких глупостях и не собирался начинать.
Тело подчинялось мне беспрекословно: легко прыгнул на него, сшиб с
ног. Кулаки врезались в мясистый нос. Я в