– Опять ты со своими глупостями. Вы что, сговорились? Я же занят
важными делами!
В просторном зале стоял голый мужчина. Толстое тело с жировыми
складками и зелёные глаза, как принадлежность к зелёному роду. На
массивной шее ожерелье, шириной в два пальца. Завороженная верёвка
серого цвета, сделанная из королевских нитей, переплеталась с
хвоинками, скреплёнными особой варкой. Нити мерцали, хвоя, отражая
свет, переливалась. Ожерелье торжественно вручалось каждому барону,
как знак милости короля и его согласия с выбором старейшин. Бароны
носили ожерелья не снимая, демонстрируя статус. Серый мерцающий
цвет от верёвки олицетворял делегированную власть короля, а хвоя
была одним из четырёх магических элементов Сычигорья.
Барон Зелёной долины Бадьяр Широкий собирался в
наступивший королевский день принять, как он выражался, «водицу и
девицу», но внезапный порыв во время завтрака заставил барона
скорректировать планы. Он позвал казнахрона
Мортуса и заявил, что не собирается придаваться
сладострастию. На этих словах барон поднял палец вверх и, сделав
многозначительную паузу, добавил: «...без пользы дела». Поэтому
Бадьяр Широкий приказал привести к нему во время купания двух
случайных жителей города, чтобы те поведали королевскому наместнику
о своих горестях. Казнахрон Мортус попытался отговорить Бадьяра,
сетуя на то, что не баронское это дело принимать челядь во время
столь интимной процедуры, но раззадоренный порывом Бадьяр только
наорал на всех и перенёс «принятие купальни, девицы и моих верных
подданных» на час позже.
И вот голый барон стоял рядом с большим чаном воды в окружении
слуг и местной знати. На купании присутствовала почти вся верхушка
города. В первую очередь, властная четвёрка. Четыре представителя
каждого рода, занимающие управленческие посты города. Упомянутый
казнахрон Мортус белого рода. Воевода Гидон, по
прозвищу Навылет. Зельевариус и народница.
Кроме них в зале толпились четыре десятка самых богатых и
влиятельных лиц города. Приглашения получили не все. Барон часто
капризничал и обижался. Под обидой подразумевалось двух-,
трёхнедельное отстранение «от тела королевского наместника».
Причины обид за многие годы правления Бадьяра Широкого никто
уловить не смог, но знать привыкла. Обиды всегда проходили и барон
снова был приветлив.