Слова
лились из меня, как из порванной фляги. То, что я носил в себе с самого момента
погружения. То, что боялся сказать хоть кому-то, тем более, себе самому. Потому
что, если произнести это вслух, слова станут реальностью.
Я
почувствовал касание её кисти на своей. Удивлённо перевёл взгляд и замер. В
свете костра, ночных звёзд, в грохоте барабанов и в пьяном хмелю она была
прекрасна. Совершенна.
На
расстоянии ладони от меня мягко горели янтарные глаза. Ветер колыхал её волосы.
Остро очерченные скулы придавали ей сходство с мраморной статуей. Не с теми,
что изображали гедонизм, мягкость и уязвимость. С Афиной Палладой, с Артемидой —
с олицетворением внутренней силы и храбрости. С отказом опускать руки и
сдаваться. Каково это потерять возможность ходить и всё равно жить дальше?
Выгрызать себе лучшую жизнь? Я не знаю.
Фурия
раскрыла рот, чтобы что-то сказать. И я хотел бы списать это на опьянение, но
не могу. Это было моё решение.
Я поцеловал
её.
На миг
исчезли окружающие нас звуки. Я забыл, что нахожусь в игре и что я не в своём
теле. Я забыл про тяжесть в груди, сомнения и страхи.
От неё
пахло чем-то сладким и острым. Диким и опасным. Бесконечно далёким и невероятно
родным. Если бы резкий горный ветер можно было заключить в клетку из плоти, на
свет появилась бы она.
Насколько
неприступной порой выглядела Фурия, настолько же тёплыми и мягкими оказались её
губы. Она поддалась всего на мгновение. Ответила мне, и я утонул. Внезапно
что-то настойчиво надавило мне на грудь, отодвигая. Разрывая поцелуй. Я
осознал, что это её ладонь.
— Не надо, —
негромко сказала она. — Всё слишком… сложно.
Хотел бы я
подобрать какие-то идеальные слова, чтобы передать ей всё, что я чувствовал и
думал. Однако она уже поднялась и ушла в темноту.
А я остался
сидеть у костра. Один.
***
В стойбище
не имелось постоялого двора, но на ночь меня пустила какая-то старушка.
Кажется, местная жрица. Сказала, что вождь просил обо мне позаботиться. Я
думал, что не смогу уснуть, одолеваемый мыслями, но стоило голове коснуться
шкуры и валика на полу её шатра, как меня вырубило.
Прощание
вышло скомканным. Мы явно оба ощущали себя по-дурацки.
— Куда ты
теперь? — спросил я вместо того, чтобы задать тот вопрос, что по-настоящему
волновал меня.
Ты жалеешь о том поцелуе?