Что ж, нет резона откладывать малоприятную встречу.
— Явлюсь. Но, разумеется, в их подданство не перейду, — на
всякий случай внес древесник ясность.
— Излишне уточнять, — отозвался Флавий. — Ничуть не сомневался в
этом.
Себастьян собрал свою решимость — новый вопрос мог выставить его
как будто робким, но голос его почти не дрогнул:
— Мне нужно подготовиться к любой внезапности?
Его высочество оценил прямой и мужественный взгляд неопытного
мага. Сам он в этом возрасте прошел уже дворцовую школу, краткую
военную службу и был четыре года как в плену. Себастьян же едва
столкнулся с миром, но всячески выказывал готовность удержаться
принципов.
— Посмеют ли тассирцы действовать силой? — перевел царевич
вслух. — Как на поле битвы?
Себастьян аккуратно кивнул. Говорить о тассирцах и битвах с его
высочеством было к тому же неловко — точно шутить о костылях при
хромом на обе ноги.
— Я не страшусь, но желал бы ясности, — юноша не удержал и
оправдания своей оглядке.
Флавий мгновенье продлил свой внимательный взор, но вдруг
озарился престранною горькой улыбкой.
— А хотите на них посмотреть?
Древесник не смог разобрать, что ему предложили, но порывистый
Флавий ответа не ждал.
Он открыл чародейскую дверцу одного из высоких шкафов и перенес
на стол отполированную темную шкатулку. Лицо его имело выражение,
какое случается у больного, добровольно черпнувшего горькое
зелье.
Его высочество повернул хранилище к юноше и откинул тяжелую
крышку.
Себастьян вздрогнул, поняв, какого удостоился доверия — на
красном бархате лежали два серебряных браслета.
Массивные и широкие, раскрытые пополам, они походили почти на
детали доспеха. Пластины щеголяли вязью, в которой узнавались то
буквы чужого письма, то стилизованные южные цветы и травы.
Украситься такими наручами было бы не стыдно — но предназначались
они для ношения пленными магами. Чары лишали одаренных и шанса
влиять на потоки.
— Хороши? — спросил с усмешкою царевич. — Я почти сросся с ними
за годы.
Себастьян отвел глаза, не находя достойных слов. Его высочество
зачем-то теребил свою едва стянувшуюся рану — быть может, не имел
еще шанса делить эту боль. Флавий вдруг избавил от искания
ответа.
— Не нужно сочувствия, право, — сказал он с нарочной жесткостью.
— Я думал научить вас их снимать.
— Это возможно? — изумился юноша.