— Наши земли не всегда были добрыми сестрами. Я жалею, но я
понимаю ваш отказ.
Смирение, с каким он принял эту весть, удивило и тронуло Арис.
Принц как будто невольно поискал в ее лице сходство с Флавием, но
тотчас деликатно, почти виновато отвел от нее глаза.
«Он способен стыдится того, что его отец сделал с моим?» —
обнаружила она.
Тассирец в самом деле исполнился нового чувства.
Не секрет, что царевич Флавий ненавидел Селима и полагал того
соучастником изрядного числа своих личных обид. Он был бы счастлив
знать, что посол, наконец, ответил ему совершенной взаимностью —
теперь и наивный древесник уходит из рук из-за бывшего
пленника!
Но бушевал Селим не более секунды — едва он по-новому взглянул
на Арис, как по нутру разлился ядовитый и сладостный привкус
мгновенно начертанной мести.
«Дивный подарок, о царевич! — пропел внутренний принц, силой
пряча за деланной скорбью азарт. — Ты ускользнул, но белый цветок
твоей ветви станет ценным трофеем Двора владыки. Да покроют меня
черные волны Срединного моря, если твоя дочь не покинет всех вас,
избирая Тассир, и притом — доброй волей!»
В Итирсисе: 12 августа, суббота
Ночь придала очертаниям Арис на крыльце куда больше грации, чем
ясный день с его предательским вниманием к ее излишнему румянцу,
зажатым плечам и неизбывной складке меж бровей. Свет холла позади и
обрамление колонн сделали ее похожей даже на статую, которой с
трепетом залюбовался Себастьян из отбывающего экипажа.
Трудный вечер у посла завершился так непринужденно, что и
отчитаться юной паре было не в чем: Флавий услышал короткий рассказ
древесника о безупречной вежливости Селима и радость дочери о столь
благополучно разрешившемся вопросе. Просидев совсем недолго ради
скудных подробностей, Себастьян отбыл к родимой «Щепке» —
обнадежить истомленную сестру. Невеста провожала его взглядом,
полным нежного покоя.
«Зачем он так смотрит?» — замирала она, все еще не веря в свое
счастье.
— Дивно глядитесь, ваше высочество, — подтвердила темнота под
левым локтем.
Арис прянула в сторону, не вскрикнув только по вжитой привычке
быть тише воды. Она спохватилась бежать назад, в распахнутые двери,
но садовая ночь пропустила на свет фигуру: не слишком
благонадежную, однако, и не страшную.
— Алессан Диегович? — проверила девица с робостью.