Взгляд леди Юстины сразу потерял весь интерес — соревнование в
бредовости идей девица поддержала мастерски. За что советнице все
эти юродивые изобретатели? Три седмицы копятся заявки, явишься
готовиться к собранию комиссии — а среди стопки только пара и
достойна обсуждения.
— Пуговицы? Припоминаю подобный запрос. Если вас не вызывали
забрать патент, значит — сожалею, в нем было отказано.
— То, что уходит в левую стопку — зовется «архив», леди
Карнелис, — добавил помощник. — Бесполезные прожекты из нее не
возвращается, таков устав.
Он был единственным всегдашним обитателем бюро — принимал
заявки, готовил их к осмотру, после чего сортировал и обустраивал
хранение немногих удостоенных патента. Комиссию он видел редко — ее
высочество являлась иногда для предварительной фильтрации, да раз в
несколько седмиц к ней присоединялись главы Судебного и Военного
приказов. Споря и мирясь, они втроем вершили справедливость
окончательно и, наконец, освобождали стол для новых излияний гениев
столицы.
— На удачу, моя заявка не попала в ваш «архив», — уверенно, хотя
и с долею обиды провозгласила упрямая гостья.
— Что вас привело к подобной надежде?
— Она уже приносит этому присутствию большую пользу, — Виола
ткнула пальчиком за спины оппонентов. — Свою папку с оранжевой
лентой я узнаю из тысячи, и теперь она прилежно подпирает ножку
вашего стола.
Чиновники обернулись — и верно, какая-то заявка сгодилась
выровнять качающийся стол еще в июле. За сим отпала надобность его
чинить, и папку там забыли.
— Обратите внимание — это правая ножка, — выделила барышня. —
Моя заявка совершенно точно не ушла в архив.
Едва ли такое применение значило, что леди Юстина нашла
«пуговицы» достойным изобретением, но, по чести сказать, она и не
слишком вникала. Советница теперь усердно призывала память к
помощи, намереваясь в точных фразах утопить этот прожект, но кроме
странностей названия ничто и не всплывало. Виола приняла такой
расклад за разрешение к немедленной атаке.
Пока противники в дверях обозревали стол, она тихонько бросила
надкусанную булочку на подоконник за цветную занавеску и
устремилась в кабинет с невопросительным:
— Позволите!
Архивариус великодушно отступил. Заявку барышни и в самом деле
применили оскорбительно — неловко даже ей, бедняжке, возражать.
Пусть заберет свое сокровище и отправляется страдать в компании
вишневой сдобы. Он уже двинулся к столу, чтобы избавить ее от
борьбы с мебелью, но гостья присела, достала папку собственными
ручками и заменила каким-то квадратным предметом. Поднявшись,
оправила юбки и указала на него изящным пальчиком.