Зато работу тереборщика они курировали со вниманием. Что не без
рук — по взглядам, распознали быстро, но подозрительности даже не
скрывали.
Оружно цех оберегали двое басурманских молодцов. Один скучал
внутри, на табурете у дверей, но больше в честь приезда новичка —
наверняка в иные дни он позволял себе и полежать на лавке (вон, и
лоскутная ветошь на ней не оправлена, точно поднялся недавно).
Второй, постарше, патрулировал снаружи, и тоже часто заходил на
пару слов к своим, садясь за крепконогий стол по центру. Здесь для
трудяг держали самовар, хотя смотрелись чужаки за ним комично.
Брошенные по углам рубахи, ложки и хлебные корки сообщали, что
заморские гости живут прямо тут и довольствуются очень скромным
бытом близь ломящейся богатствами столицы.
По запаху от бревен Трифон вывел, что они устроились в какой-то
бывшей мыловарне. Едва ли она высится особняком, но чья здесь
территория, торчит ли где господский дом или давно все погорело и
заброшено — понять при переходе не успел, а окна были тщательно
заставлены.
«Успели за нами ловцы? Да рвались ли?..»
Утаить преследование верхом на пустой ночной дороге — сноровка
нужна изрядная. Соглядатаям пришлось бы нарочито отставать, а
кучер, надо думать, покружил еще прилично.
Под эти мысли Трифон ладил свои аккуратные оттиски, с печалью
созерцая результат. Ох, не за то он шкуру под удар поставил! И
хочется услышать за дверями шум — и лучше бы ловцам повременить на
пару дней.
Должно быть, он косился на глухие окна слишком часто. Патрульный
медленно жевал кусок заветренного сыра, и взгляд его сужался все
сильнее. Новичок ему не нравился, вот только что теперь возможно
предпринять? Не выпускать? Тот и не ломится. А если хвост привел —
то уже поздно колотить.
Патрульный что-то сообщил собратьям, и куда более серьезным
вышел в ночь — еще густую, но уже готовую в ближайший час отдать
права рассвету.
«Последнему», — зачем-то мысленно добавил Трифон, однако,
принялся усерднее следить за оттиском. Рука стала предательски
дрожать, и батырщик басурманский это, кажется, тоже отметил.
Несколько слов на чужом языке перелетели туда и сюда над его
головой, и та совсем поникла в плечи. Страж, болтавшийся внутри,
поднялся с табурета и решительно направился к станку.
Наверное, участь новичка уже решилась в этот миг, но вместо
натиска верзила вздрогнул сам. Вместе с ним, как показалось,
дернулся и третий мастер, хотя сам Трифон ничего не услыхал.