Заслышав любопытный состав голосов, приемную почтил выходом сам
государь.
Император Максимилиан, невысокий муж под семьдесят, казался
живее и крепче многих просителей, растекшихся по стульям в соседней
зале. Почти по-военному строгий камзол подчеркивал выправку узких
плеч, на которых незримо покоилась вся империя. Видимо, этой
тяжести было ему вдосталь — ни лент с орденами, ни бриллиантов на
пуговицах император не носил. Короткая простая стрижка и седые
бакенбарды открывали его лицо и могли бы многое сказать о возрасте
— но чарами личного лекаря морщины подправлялись без труда.
— Господа, — кивнул государь на поклоны.
Присутствие сына стало сюрпризом, который его величество
позволил себе даже выказать краешком губ и движением брови. Флавий
вернул отцу улыбку, но в ребра скользнул волнительный холодок.
Нынче все решится?
Принят он будет, конечно, последним. Приоритетом владел глава
Земского приказа — и он уже протягивал государю маленький круглый
камень.
— Этот слепок престранной беседы попал ко мне долгим путем, —
начал магистр, не таясь и от лишних ушей. — Но его высочество
Флавий прокомментирует лучше меня.
Царевич моргнул — его только что изрядно подвинули в очереди, но
Диего был хмур и суров. Разговор с отцом обернется холодным
дознанием?
Камень царевич увидел впервые. Он посмотрел на кузена, ожидая
хотя бы намек на состав обвинения, однако тот и сам окаменел, глядя
прямо на государя.
Максимилиан обронил свою улыбку, становясь вновь более
правителем, чем отцом. Короткое молчание выдало тяжесть, павшую ему
на сердце, но он бесстрастно повернулся к Селиму для извинений.
Диего вдруг опередил его, дополнив сам себя:
— Ваше величество! Я имел неосторожность дать слово, что мое
дело не помешает вашей встрече с господином послом. Тем более, что
оно прямо его касается.
Максимилиан приподнял бровь.
"Допрашивать сына при тассирце — вы в своем уме, Алвини?"
— Господин посол необходим, чтобы подтвердить голос на слепке, —
вынужденно приоткрыл Диего.
— Речь идет о нашей доброй дружбе с союзником? — голос
императора стал глухим и жестким. На сына он теперь старался не
смотреть.
— Боюсь, что это так, ваше величество, — безрадостно сказал
магистр. — Древесник Хавьер был отравлен в крепости, но его жизнь
удалось спасти. Он открыл Приказу нахождение этой улики — как
утверждает, обличающей палача.