Свидетелей! Диего, хладнокровный интриган! Перевели ему деталь
про жену или он просто поверил, что кузен разыграет истину в нужном
ключе — но сцену подготовил именно с этим расчетом. Позволил себя
отодвинуть, создал камерную обстановку среди высочайших лиц,
заставил Селима бабочкой впорхнуть в западню. Принц верил, что
глава Приказа поддерживает обвинение, расслабился выше меры —
поэтому так легко потерял почву под ногами. Позиция Тассира в
грядущих переговорах тает на глазах.
— Глава Земского приказа годится в свидетели? — Флавий
неторопливо завершил полный круг и снова посмотрел в глаза Селиму,
хотя слова, конечно, назначались императору. — Или я должен
предоставить вам приходские записи, дорогой принц? Существуют и
они.
— Вы очень скрытны, царевич, — приходил в себя Селим. — Владыка
Тассира так беспокоился об угасании вашей ветви!
— Что решил донести свое волнение до моего государя? —
насмешливо спросил царевич. — Зачем вы подбросили камень в Приказ?
Только отнимаете время его величества.
— Мы? — возгласил Селим с положенной картинностью. — О
наставник, вы режете мое сердце! Зачем Тассир прислал вашу клятву
дружбы? Разве Ладия не уже наша сестра? Так лают только чужие псы.
Мы сохранили память о беседе с добрым гостем, а нечестивые
валицианцы выкрали камень и мечтают нас поссорить! Их раб Хавьер —
трус и клеветник, в Тассире ему давно бы вырвали язык.
Конечно, Хавьер говорил только то, что велели тассирцы —
никакого камня он сам и в глаза не видал. Должно быть, слепок
доставил Селим, его люди поместили статуэтку в дом Хавьера, и еще
притравили узника для острастки.
Яд наверняка чарован по валицианскому рецепту — республика
банкиров и купцов знаменита зельями не хуже Тассира, и
"пожизненные" дожи меняются там, точно листья по осени.
Уличить Тассир прямо еще нельзя — но принц уже потерял
опору.
— К слову, о болезнях, — Флавий, наконец, обратился к отцу, как
будто с незначительной стороннею заметкой. — По милости дерева моя
жена совсем здорова и набирается сил. Ее пальцы окрепли.
Должно раздавить Селима окончательно — пусть сочтет, что вся
интрига их действительно смешна. Только бы отец догадался! Диего
поминал в отчетах Леонору — женщину, излеченную через действие
цветов.
Государь был исполнен покоя. Задумавшись только на миг, он взял
со стола камень и протянул его Селиму, словно механически возвращая
тому его собственность, интереса здесь не представляющую. Селим
теперь с трудом держал одно лицо — нечего и думать о трехслойной
маске.