Он подчеркнул эту мысль, возмутительную для союзников, но
спасительную для него — и сделал несколько задумчивых шагов к окну,
обходя Селима справа.
— Разве я говорил о зелье? Кофе очень располагает, — нес
положенную чепуху посол, но эти слова ничего не значили. Он остался
наблюдать молчание императора — а нужно заставить его
отвернуться.
— Абсолютно искренний под вашим ядом, я поклялся, что верен
венчанной жене и ее родине? — медленно продолжал Флавий, оказавшись
почти за Селимом.
"Он воспитан при тассирском дворе и ни за что не повернется
спиной к владыке, — сознавал внутренний Флавий. — А должен, хотя бы
на миг!"
Вызрело время открыться. Однако, весть огорошит не только посла
— если император дернет хотя бы бровью, Селим сегодня же отпишет
отцу: "Старый шакал потерял нюх и не знает, что творят щенки у него
под носом". О, нет! Сесть в лужу должен только сам посол.
— В доверительной беседе вы сказали именно так, — подтвердил
южанин.
Еще пара шагов за спину того, кто считает себя обвинителем.
— Что ж! Это правда! — подытожил раскаянно Флавий. — У меня есть
жена, и я всегда буду действовать в интересах той страны, откуда
она родом.
Тон этого признания вдруг с холодной ясностью открыл Селиму, что
он проиграл, хотя и не понял причины.
— Дочери тассира пленяют больше, чем бастионы, не так ли? —
бросил он, бешено пересчитывая про себя, где они ошиблись.
И тут Царевич позволил себе почти грубый хохот — здесь, в
кабинете владыки, обвиненный во всех грехах! От внезапного смеха
Селим дрогнул и оглянулся на безумца.
— Моя жена — ладийская дворянка, — вдруг заявил его высочество в
совершенном спокойствии.
— Ладийская?? — вырвалось у принца.
Это ложь! Тассир копал глубоко — царевич не был ни женат, ни
даже помолвлен, когда в двадцать лет отбыл на военную службу!
Никаких ладиек в плену найтись никак не могло, об этом радели
сугубо!
— Я венчался за десять дней до битвы.
Флавий глянул на отца пронзительно и скоро — изумление короткой
искрой изменило лицо Максимилиана, но сейчас же ушло за фасад
немого созерцания. Этот миг они выиграли вместе! Царевич сумел
улыбнутся. Селим вернул свое внимание владыке, но тот лишь
выказывал прежний покой.
Раздраженный посол стал играть куда менее тонко.
— Ваши слова теперь отражают, что лежит на сердце? — вернул он с
потугой на прежнюю снисходительную ласковость, но уже осторожно и
блекло. — Обряд имел достойных свидетелей?