Максимилиан ответил сыну мягким вопросом:
— Значит, сможем вновь насладится ее скрипкой?
"Великолепен! — пелена восторга затуманила очи Флавия. — И это
тонкое приглашение!"
— Непременно, ваше величество. — поклонился он с улыбкой. — Мы
давно готовимся сыграть для вас дуэтом.
В Итирсисе: 4 августа, пятница
— Откуда эти твари прут? — взвился Трифон, брезгливо топча
насекомых разношенным сапогом.
Великий летний исход крылатых муравьев сюрпризом не был —
колонии своим порядком разрастались каждый год. В единый день (и
как только подлаживаются?) по всем окрестностям из муравейников
лезли на поиски новых владений бессчетные армии.
Итирсис — город зеленый, садами богатый, так что и в центре его
насекомые воинства — дело обычное.
Но не в каменном же цоколе Печатного двора!
— Руки укладчикам отрубить! — ругался Трифон. — Щелей наставили.
Кабы мы так свою работу делали — небось, быстро бы на милостыню
жить остались. А им ничего — не видать же!
Огрехи Трифона и верно было прятать посложнее: десяток лет он
служил «тереборщиком» — стоял у печатного пресса и жал хитрые
рычаги. Халтура мигом отразилась бы на качестве оттиска, что
грозило уже оттиском начальственных ладоней на шее мастера.
— Драли-то втридорога, поди, — кругловатый второй мастер не
рвался давить муравьев и к подвалу печатного цеха пробирался
осторожно, по островкам чистого пола. — Не краснеючи.
«Батырщик» Казимир малевал тонкую резную плату чернилами, оттого
имел еще менее прав на ошибку. Покуда на печатном дворе создавались
книги — было бы еще полбеды, но уже второй месяц как мастеров
перевели на ассигнации. Тут за бестолковость прямиком в других
подземельях проснешься.
Оттого и на службу они явились чуть не за полчаса до срока —
кроме них да караульных пока никого и не было.
Днем здесь бытовали шум и стрекот. Прежде печать вели в цеху
повыше, попросторнее — туда поднимались высоким старинным крыльцом,
сразу на второй этаж, и трудились по пятеро у станков, любуясь на
город в окна.
Зимой на императора (прости, Господи) блажь нашла — заняться
бумажной деньгою. Трифон и Казимир еще ладили наверху свои дивные
книги, а на нижнем ярусе загремела иная работа: молодцы расчищали
сырой цоколь, зодчие рядили воздуховоды, ремесленники чаровали от
пожаров. Вход прорубили отдельный, под главным крыльцом — нырнешь в
невысокие чугунные створы, минуешь тесную караулку, да пятью
ступенями спустишься глубже, к коридору цехов и маленькому складу.
Печатать ассигнации свободно, при окнах, посчитали прямой
провокацией.