Пьезомагический голем опешил
от такой перемены и замер, прекратив преследование. Затем, поняв,
что происходит, он медленно попятился назад, неуклюже передвигая
тонкими лапами. Но эту битву он уже проиграл – живая тень сама
перешла в наступление, быстро подобравшись к стальному монстру и
проникнув в недры его механизмов.
Тварь зашаталась, ударяясь то
об одну стену, то о другую. С потолка полетела штукатурка. Голем
упал на живот, хаотично маша в воздухе своими лапами. Однако и это
вскоре прекратилось. Тварь в последний раз загудела и остановилась
на веки.
Всё это продолжалось всего
несколько секунд и вот, передо мной снова стоял Йозеф. Правда
недолго, ибо он практически сразу рухнул на пол, застонав от боли.
От него пахло палёной шерстью и машинным маслом. Он катался по
полу, стиснув зубы так, что они чуть было не треснули. Для него
проклятие действительно было "проклятием".
Я опустился к нему, аккуратно
разжал его челюсти и влил в пасть заготовленной как раз на такой
случай огненной воды. Она должна была хоть немного уменьшить ту
боль, которую он сейчас испытывал. Помнится, он говорил мне, что в
момент превращения туда-обратно всё тело будто бы погружает в
раскалённый металл, с тем отличием, что оно не сгорает, а мозг не
отключается от боли. И всё это приходиться терпеть в полном
сознании и не имея никаких способов облегчить страдание.
Он несколько минут трепыхался
у меня на руках, но вскоре наконец затих и осел. Боль его утихла.
Ещё немного полежав, он смог самостоятельно встать. Я помог ему
одеться, и мы медленно направились к тому месту, от которого нас
отпугнул голем.
– Всё прошло довольно быстро,
верно? – я похлопал его по плечу в надежде немного ободрить, – Да и
мы бы в любом случае не справились с големом по-другому, ты же
знаешь.
Он недовольно порычал в ответ,
а затем сказал:
– Каждый раз я думаю, что
лучше умереть, чем ещё хотя бы секунду чувствовать всё это. Но всё
равно каждый раз снова прохожу через этот ад. Помнишь, как было с
волкодлаком? Я потом месяц в себя приходил. – он слегка хихикнул
себе под нос, – И я вот понять не могу, почему продолжаю эту
делать. Может быть ради тебя. Может быть ради светлого будущего
страны. Я не знаю. Просто, мне в последнее время кажется, что это
то, что и делает меня коммунистом. Я страдаю ради других. Страдаю,
чтобы все остальные однажды перестали страдать.