Лёвка Задов елейно осведомился:
- А что, атаман, не пора ль гитару принесть? Душа романсу-то просит!
- Ромаааанса… - Махно неожиданно фыркнул котом, расплылся в улыбке до ушей, лицо с крупными чертами, под темной шапкой волос, стало мальчишеским, задорным - и все за столом вдруг тоже заулыбались, расслабились:
- Слышь, Сева, товарищу Задову музыки захотелось! Опять!
Тот, к кому обращался Махно - широкоплечий, но не громадный человек, с на удивление интеллигентным лицом и небольшой аккуратной бородкой, уже с проседью, с глубоко посаженными глазами, страдальчески улыбнулся, но ответил в тон:
- Ну а что ж, Нестор, товарищ Задов, как истинный представитель трудового народа, тянется к культуре, и это хорошо и правильно! Мы же строим новый мир внутри старого, и должны объединять практику борьбы с просветительской работой!
- Вот эко ты умно завернул, Всеволод Яклич! - пробасил матрос, и мужики все, не исключая Махно, захохотали; Задов тут же предложил:
- Пусть Дуняша нам споет, да и спляшет, повеселит! А то можно цыган вызвать - табор-то недалеко стоит…
- Нет, - отрезал Махно, снова стал суровым, и смех затих. - Гитары не надо. Заведи граммофон.
- Граммофон? - удивилась Саша. - Откуда здесь граммофон?
- Ты дура, что ли? Думаешь, жизнь только и есть, что в Петербурге, или на Москве вашей, или откуда ты там прикатила? - неприязненно спросила Гаенко, уставившись на нее своими выпуклыми глазами, темными, как вишни или маслины, и Саша поняла, что задала свой вопрос вслух. Вышло и правда глупо, но что с пьяной взять...
- Сей секунд, Нестор Иваныч! - Лёвка резво вскочил - несмотря на свою толщину, двигался он плавно, легко, как гимнаст или танцовщик - убежал куда-то в угол, пошуровал, зажег еще одну лампу, и вытолкнул на всеобщее обозрение маленький круглый столик, где был установлен новенький немецкий граммофон с темно-коричневым, будто шоколадным, корпусом и золотистой трубой.
Пластинки тоже имелись, и здесь уж Лёвка никого не спрашивал, видно, давно знал, что нравится батьке. Еще немного пошуршал, приладил толстый черный диск, опустил трубу… и комната неожиданно наполнилась не разудалой народной пляской, и не вздохами -рыданиями цыганского хора, а хриплым ритмом аргентинского танго.
Саша вздрогнула, как от порыва ветра, в голове разом прояснело, и ужас ее нынешнего положения, причудливо перемешанный со звуками модного танца, который она совсем недавно танцевала в Париже, на летней террасе ресторана на Елисейских полях, представился ей в полной и беспощадной ясности…