— Прошу прощения, миледи. Я совсем забыл, что не обучался
этому.
— Правда? Род Креспо так не любит танцы?
— Люблю, но…
— Так, всё же умеете!
— Да, но не такие танцы.
— О, очень интересно, покажете мне?
— Боюсь, если я осмелюсь, отец самолично меня убьёт, за
обесчещивание доброго имени.
Октавия подалась вперёд и запах роз стал одуряющим. Серкано
стоило огромных усилий оставить руки на месте и не ухватить её за
талию, как девку из таверны.
— Вы же понимаете, что только раззадорили любопытство?
— Только сейчас понял. Прошу, не заставляйте меня
демонстрировать такое прилюдно.
— Хм… — Октавия внимательно оглядела ватиканца, сдержанно
кивнула. — Хорошо, может быть, в более уединённой атмосфере.
Сердце остановилось и рухнуло в пропасть, только
чтобы взмыть к небесам на сияющих крыльях. Серкано улыбнулся.
— Буду рад.
— А пока, — Октавия ухватила за кисть и дёрнула к танцующим. — Я
научу вас.
Кружа, увела прочь от стола, а гости расступаются перед ними.
Октавия в танце прижалась к Серкано и звонко засмеялась, поняв, что
тот не шутил. Гвардеец взмолился к Господу, чтобы она не заметила и
другой причины неловкости.
— Ох, господин Серкано, это же так просто. Держите такт и
повторяйте за мной. Раз-два-три! Раз-два-три!
Простые движения, такие медленные и плавные, что можно уснуть.
Но Серкано сбивается на каждом. Ноги так и норовят занять позицию
одной из стоек, корпус двигается, разгоняя удар незримой шпаги.
Пальцы дрожат от усилий не сжать кисти Октавии, как рукоять рапиры.
Она такая хрупкая, воздушная, что, кажется, одно неосторожное
касание и сломается.
— Знаете, Серкано, — шёпотом проворковала Октавия, прижимаясь к
груди сильнее. — Вы так смотрите на меня весь вечер,
что начинает казаться, что и в город
прибыли ради меня.
— Если бы я знал, что вы… такая, я бы прибыл гораздо раньше. —
Выдавил Серкано, борясь с голосом.
— Ох, всё-таки не ради меня? Какая жалость…
— Теперь ради вас. С того момента, как увидел вас в карете у
въезда в город… всё только для вас.
— У городских ворот? Ах, так это были вы? А я весь вечер
мучилась, откуда ваше лицо так знакомо… Простите, но сейчас вы
выглядите лучше. Что же вы делали там, в таком виде и в такое
время?
— Искал еретиков. — Соврал Серкано.
Почему-то признаться в пьянстве у моря показалось чем-то
постыдным. Вот так каждый раз, как говорил один собутыльник в Риме,
живёт мужчина и горя не знает, а встретит женщину и начинает
стыдиться себя и собственной жизни. Тогда Серкано не понял, этой
пьяной мудрости, но сейчас прочувствовал весь смысл.