— Вот, а у тебя об этом ни слова.
«Долой короля», «права трудящихся» и прочие страшные или непонятные
вещи. И еще колхозами пугаете.
Вид Милована полностью
соответствовал междометию «Чойта». А я излагал основы
маркетинга:
— Когда там коллективизация в СССР
началась?
— Тринадцать лет назад, — мгновенно
ответил Джилас.
— И все время газеты, попы,
начальники долбили, что колхозы зло, что всех расстреляют, что
большевики имущество отберут, а баб сделают общими.
Милован фыркнул.
— Да, неправда, но люди привыкли и
поверили. А веру сразу не сковырнешь. Вот если я начну тебе
рассказывать, что усташи хорошие, ты меня сразу нахрен и
пошлешь.
— Так они...
— Да, они. Но в обоих случаях есть
предубеждение, неважно, истинное или ложное. Важно, что его с ходу
не преодолеть, а дров наломать можно.
Так, ладно, а с чего это я так
раздухарился? Решил напоследок вывалить все, что знаю? Рано
помирать собрался, рано, но Милован слушает и надо пользоваться
случаем. Рассказал я ему анекдот про кошку, горчицу, добровольно и
с песнями:
— Так и тут, всегда можно устроить
так, что крестьяне сами в колхозы побегут.
— И как ты это видишь?
— Ну, например... — зачесал я в
затылке. — Прогрессивный налог. За каждый следующий дулум земли
платить больше. А коллективным хозяйствам — послабление.
— Так кулаки сразу под себя
«колхозы» оформят.
— Пусть они еще и за работников
платят. Социальное страхование и так далее. И если они и в таких
условиях сумет в прибыль работать, таких организаторов производства
ценить, холить и лелеять надо. Ты же политэкономию учил, крупное
хозяйство всегда прибыльнее мелкого.
— Товарищ Джилас! — раздалось из-за
двери.
— Что-то мы с тобой фантазиями о
будущем увлеклись, — собрал свое хозяйство Милован, — мне бежать
надо, заседание Верховного штаба, укрепление дисциплин...
Он поперхнулся и проглотил окончание
последнего слова и, кажется, даже покраснел, но этого я толком не
разглядел, поскольку собеседник мой слишком быстро выскочил из
камеры.
Уж не знаю, насчет меня решал
Верховный штаб или нет, но трибунал сподобились начать только
заполдень. Вывели на улицу, морозец, солнышко... только я
порадовался, что могу свежим воздухом подышать, как подъехала
легковушка и провоняла все выхлопом.
Большой зал општины, все честь по
чести — трое судей с такими суровыми лицами, что прям приговор
отпечатан; вроде бы знакомый по Ужице комиссар в роли прокурора и
неожиданно Здравко Йованович, валевский Гжесь Саакашвили,
защитником.