Заседание в прокуренном и надышанном
помещении општины шло куда спокойнее: организаторы догадались, что
народной стихией надо управлять и половину зальчика занимали бойцы
охраны штаба. Что не помешало моей довольно многочисленной группе
поддержки набиться во все свободные места и даром что не свисать
гроздьями с люстры. На первом ряду сидели Иво, Лека, Милован, Арсо,
Пияде и еще четыре или пять человек Верховного штаба. То есть
судьбу мою определил вовсе не суд, а вот эти ребята, где-то там
внутри себя порешавшие вопросики.
Прокурор еще раз вкратце огласил
список моих грехов, следом Здравко, краснея и запинаясь при каждом
взгляде на меня, зачитал эпическое сказание о деяниях Влада юнака
Мараша, судья скучающе все это выслушал, а потом выдал заранее
согласованный приговор.
— Влада Мараша за совершенные
проступки из командиров роты разжаловать.
Ого, «проступки», а не
«преступления», это хорошо! А насчет разжалования — так меня никто
и не производил в командиры, оно само, я ничего не трогал.
За спиной поднялся ропот, но быстро
стих — охрана освободила проход для самолично Верховного команданта
товарища Тито. Надо же, каких почестей удостоился простой бывший
командир роты в моем лице! Хотя политик Тито неслабый, наверняка
почуял, что народ против слишком сурового наказания и решил
поднабрать очков. А то Милован говорил, что после того, как Ужицкую
республику прихлопнули, Иосип Францевич аж в отставку подавал. Не
приняли правда, но фактик любопытный.
— ...приговорить к расстрелу.
Зал взвыл, а я только раскрыл рот и
ловил глазами Леку — это как? Кидок? Вот просто так взяли и
кинули?
— Тихо, другове, тихо! Я еще не
закончил.
— Да, тише, другове! — поддержал
судью хриплым голосом Тито.
Зал настороженно затих.
— Однако, следуя ходатайству членов
Верховного штаба, суд постановляет отложить исполнение приговора, а
до той поры передать Влада Мараша на поруки другови Иво и Лека.
Н-да, подвесили на ниточке, теперь
крутись, как хочешь...
Один из охранников сунул в руки мою
портупею с пистолетом в кобуре, хлопнул по плечу и свалил. Первыми
суд покинули члены штаба, прошествовав среди расступившихся
партизан, следом на меня напрыгнули все наши и мы буквально кубарем
выкатились на улицу, где начались вопли, объятия и сцены массового
братания.