— Моя семья?
— Томас и Марта Уэйн погибли, — подтвердил его опасения
полицейский, — Чарльз Уэйн в реанимации, — сказал тот и Брюс с
такой надеждой посмотрел на него, что у сержанта Гордона
перехватило дыхание, — мы не знаем, что с ним будет, но сейчас он
жив.
Затем доброго полицейского окликнули и пришел другой, высокий и
строгий. Брюс смотрел на великана, который хотел что-то сказать, и
в душе зарождалась робкая надежда, что и родители может быть
выжили, но полицейский лишь сказал: — Мы поймали его.
Это было не то, что он хотел бы услышать. И он лишь сказал.
— Можно мне к брату?
Высокий полицейский удивился, но потом ответил:
— Конечно.
В больницу он поехал вместе с сержантом Гордоном. Он так и был
закутан в отцовский костюм, вдыхая его запах и представляя, что
отец еще жив, что он где-то там и скоро он его увидит. А еще вместе
с ним обязательно будет мама, которая обязательно поцелует его
перед сном и прочитает сказку. Погруженный в мысли, он не заметил
как задремал и пришел в себя лишь тогда, когда кто-то легонько
толкнул его плечо.
— Хозяин Брюс, — услышал он знакомый голос и, открыв глаза,
увидел стоящего рядом с полицейской машиной Альфреда. На улице шел
дождь и дворецкий семьи Уэйн встречал его на входе у больницы с
раскрытым зонтиком. Не говоря ни слова, Брюс вылез из машины и
потопал к входу больницы. За ним неслышимой тенью проследовали
Альфред и сержант Гордон. Оба молчали, лишь раз переглянувшись. Они
шли по неприветливым больничным коридорам, огибая людей с каталками
и носилками, идя к палате номер 49, где в это время лежал Чарльз
Уэйн. Когда они добрались до палаты, маленький Брюс прилип к окну,
рассматривая мальчика, буквально завернутого трубками, шлангами и
проводами, краем уха слушая слова подошедшего доктора.
— Его жизни сейчас ничего не грозит. Он потерял много крови
из-за чего еще не пришел в себя, но завтра он уже проснется, —
говорил доктор, протирая очки.
— А позвоночник? — спросил Альфред, на что доктор лишь
вздохнул.
— Если бы был жив доктор Уэйн, я бы дал 50% вероятности того,
что он сможет хотя бы ходить, но теперь… скорее всего, он навсегда
останется калекой.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил Гордон, что продолжал
стоять здесь. Впрочем, ни Альфред, ни Брюс не были против.
— Единственное, что мы можем сделать, это сохранить
чувствительность нижней части тела. Но мы не сможем восстановить
двигательные функции, — сказал он, разведя руками.