Я глубоко
вдохнул и окончательно успокоился. Мне ничего не угрожает. Я дома!
В Доле! В лазарете. И видимо не совсем целый, но это не так важно.
Самое главное, что я в Доле.
Паника
сжалась до страха, а тот мгновенно исчез. Темнота перестала быть
непроницаемой, глаза различили подрагивающую точку света. Я
повернул голову, всмотрелся. Несколько мгновений спустя смог
разглядеть огонек высоко стоящей свечи. Он освещал по большей части
сам себя, но иногда, повинуясь воле гуляющих по Долу сквозняков
наклонялся слишком низко, выхватывая из темноты силуэты двух
человек.
Слух вернулся
следом. Едва стоило разглядеть силуэты, как я услышал невнятное
бормотание. Сперва совершенно неразборчивое, и оттого пугающее.
Казалось, будто демоны, забравшиеся под кровать, договариваются меж
собой, выбирая какая казнь подойдет мне больше. Лишь воля, да
огонек свечи не позволили вернувшейся панике взять верх.
Я закрыл
глаза, глубоко вдохнул, тихо, чтобы не потревожить беседующих людей
или демонов, выдохнул и открыв глаза уставился на силуэты, отчаянно
прислушиваясь к их беседе.
Голоса
приглушены, они старались говорить так, что я, лежащий на жесткой
больничной кровати ничего не слышал. А если и слышал, то не мог бы
разобрать. Один голос я знаю, это Елизар. Он спокоен, как всегда
рассудителен, говорит коротко и, судя по всему, строго по делу. Он
явно старается успокоить разволновавшегося собеседника и в его
голосе часто проскальзывают ласковые нотки. Второй голос мне тоже
знаком, хотя и не так хорошо. Я знал эту отрывистую хрипоту, но не
мог вспомнить кому она принадлежит. Он нервничает, часто чем-то
хрустит, противно проходясь по моим нервам, заставляя мое тело
содрогаться. Голос его дерганный, срывающийся то на писк, то на
шепот. Он нервничает, хотя и пытается сохранить лицо и оставаться
спокойным хотя бы внешне. Но голос и бесконечный хруст выдают его с
головой.
Вновь что-то
щелкнуло, заставив меня вздрогнуть. По телу прошла дрожь,
неприятная, словно армия мокриц боевым порядком набросилась на
спину. Я поежился, пытаясь сбросить ощущения и сел.
Хриплый голос
смолк, послышались несколько приглушенных ударов, бульканье воды,
стеклянный звон, тихая хриплая ругань, вновь бульканье и высокий
стеклянный звон сменился глухими железными ударами.
Свет резанул
по глазам, я зажмурился, прикрыл глаза рукой, глядя на трясущийся в
руках лекаря огонек свечи. Лекарь. Точно, вот с кем говорил Елизар.
Это его нервных шепот терзал мой слух, и его привычка заламывать
себе пальцы и щелкать суставами выворачивала тело. Вторая рука
лекаря сжимает жестяную кружку, так, что даже в темноте видно, как
побелели пальцы. В дрожащем свете трепещущего на фитиле огонька
лицо искажалось, однако смесь страха, отвращения и решимости не
заметил бы только слепой.