– Вы шли бы лесом, добрый господин, –
мысленно пожелал Глеб и поставил на кабаньей туше красное пятно
лазерного прицела. К сожалению, тоже мысленного. – А если не
пойдете, то и хрен с вами.
Массивная башка пригнулась к земле,
расколотый старым шрамом нос сковырнул взрытую почву, и в следующий
миг кабан бросился вперед. Глеб нажал на спусковой крючок и
отпрыгнул. Громыхнуло. И эхо многажды отразило выстрел. Посыпались
сухие иглы, затрещали ветки под весом кабаньей туши. Ударило в
ноги, сбивая на землю. Подцепило под левую руку, пробивая кожу и
мышцы. Поволокло. Выронив винтовку, Глеб заорал.
Он выдернул из кобуры пистолет,
попытался прицелиться в раскровавленную кабанью харю, и выстрелил,
не слыша за криком звука. Только рукоять слабо дернулась. Громко и
отчетливо хрустнула кость. Раздался сухой треск рвущихся мышц, и
кабан, вдруг выпустив жертву, отступил. Он зашел сбоку и стал,
разглядывая Глеба. Бурые глазки посверкивали, а длинный язык
мелькал, слизывая кровь.
– Ты… – Глеб четко осознал, что
сейчас умрет и будет эта смерть совершенно бесполезна для поселка.
– Ты первым начал, гнусный Капулет.
Во рту появился кислый привкус.
Кабан, наклонив голову, потерся
клыком о ногу. Шекспира он не оценил. Над ухом зверя виднелась
глубокая борозда, сочащаяся бурой жижей. Чуть бы ниже и правее…
всего чуть-чуть… и промеж глаз вышло бы.
У кабанов черепа толстые, но пуля бы
взяла.
Пуля – дура.
Зверь хрюкнул и, подняв хвост,
выпустил струю мочи. Резкая вонь перебила запах крови.
– Ну да, я тоже на тебя класть хотел.
Ты вот подойди поближе. Чего тянуть?
Кабан слушал. Разглядывал Глеба. Не
торопился добивать. Глеб очень медленно поднял пистолет. Рука
дрожала. Долбанная правая целая рука дрожала!
– Подойди, подойди…
Выстрел только один. Если в глаз, то…
глаза махонькие, не попасть. И говорят, что эти суки живучие.
Говорят, что успеют и с пулей в башке порвать. Говорят, что стадо,
сбегаясь, живьем жрет.
Живьем страшно.
Секач сделал шажок. Он шел, как
балерина на сольную партию. А Глеб медлил.
Ближе. Еще немного. И еще. Мучиться,
если что, недолго: кровушка быстро вытечет, а там уже, в отключке,
пускай жрут. Если сумеют!
Этот выстрел был тихим. И следующий
тоже. Пули рвали воздух и с влажными шлепками входили в кабанью
тушу. А он все шел и шел. И никак не мог дойти. А когда дошел –
рухнул, придавливая Глеба щетинистым загривком.