— Что вы такое говорите, Андрей Иванович, — сокрушенно
забормотал чиновник. — Я ведь всего себя на службу положил.
Не корысти ради…
— Не знаю, Фалалеев, не знаю, — покачал головой Ушаков. —
А вот ежели узнаю, то…
Он не договорил, круто развернулся и вышел из застенка.
Палач больше не трогал, руки мои повисли безвольными плетьми. Я
стоял и покачивался, достаточно дуновения сквозняка, чтобы
свалить меня на каменный пол.
Фалалеев снял белый парик, промокнул большим шелковым платком
вспотевший лоб и, переведя дух, произнес:
— Что-то сегодня генерал наш не с той ноги встал. То ли
дочурка его незабвенная — свет Катерина, коленце какое
выкинула, то ли ее величество императрица недовольство
проявили.
— Не выспался он, — пояснил писец. — Днюет и ночует на
работе, все неймется ему, а возраст уже не тот. Сдает генерал наш,
вот и злится. Так я пойду за дохтуром?
— А как же. Только обязательно Генриха Карловича сыщи, хучь
из-под земли достань, а то Андрей Иванович голову мне
оторвет.
Чиновник сплюнул и устремил в меня злобный взор:
— Повезло тебе сегодня, немчура поганая, ну да я все равно
с тобой разберусь.
Я отвернулся, радуясь, окончанию допроса. Если бы еще не
онемевшие руки…
Писец сбегал куда-то и вернулся в компании суховатого старикана
— и по виду и по манерам — доктора, причем явно иноземных
кровей, который, осмотрев меня, пробормотал несколько
малопонятных фраз на латыни.
— Положите его на лавку левым боком, — приказал
лекарь.
Палачи поспешили выполнить распоряжение, распластав меня на
широкой лавке. Доктор заботливо сунул под голову небольшой
деревянный сундучок. Лежать было неприятно, но все же гораздо
лучше, чем стоять.
— Пусть побудет пока в таком положении.
Я почувствовал, как под действием силы тяжести, мышцы начинают
расслабляться. Спустя несколько минут лекарь взял руку за
предплечье, согнул в локте и оттянул книзу.
— Как вы? — спросил он.
— Ничего хорошего, — признался я, настороженно наблюдая за
его манипуляциями.
— Не переживайте, молодой человек, ничего страшного не
случилось: кости целы — это главное. А вывихи, о них вообще
смешно говорить. Плевое дело, — заверил старичок. — Поверьте,
у меня богатый опыт.
Я напрягся, чувствуя, что мне заговаривают зубы. Доктор
покосился на меня и неодобрительно поцокал языком. Внезапно
он вскинул голову кверху и воскликнул: