Еще до первых петухов дверь камеры распахнулась. На пороге стоял
сержант измайловец. Благодаря караульным я научился довольно
сносно различать мундиры полков, так что определялся теперь
практически с лету — особенно с гвардейцами. Правда, отличий
между унтер-офицерами в одежде не имелось, что сержант, что
капрал одного полка одевались одинаково. Но этот представился,
видимо, гордясь должностью.
— Господа фон Гофен и фон Браун, прошу привести ваши
костюмы в порядок и следовать за мной, — тоном, не терпящим
возражений, объявил он.
— Что это значит? — спросил я, теряясь в догадках.
— Вы свободны. Всякая вина с вас снята. Пройдемте в
канцелярию, дабы уладить формальности и подписать бумаги о
неразглашении тайны.
Не веря в происходящее, мы с Карлом пулей вылетели из камеры,
ожидая вдогонку криков или выстрелов в спину, но все
обошлось. Подписав все, что требовалось и, заверив, что будем
строго блюсти все тайны, поспешили покинуть Тайную
канцелярию, пока никто не передумал.
За воротами крепости стояла закрытая карета.
— Садитесь, — приказал сержант.
— Но ведь мы свободны и вольны поступать как
заблагорассудится, — удивился я.
— Садитесь, — настойчиво повторил сержант. — Это в ваших
же интересах.
Мы с Карлом переглянулись и, не сговариваясь, полезли в карету.
Терять все равно было нечего: без рекомендательных писем,
которые в канцелярии испарились вместе с деньгами и
некоторыми предметами гардероба, перспективы вырисовывались
безрадостные. Хорошо хоть шпаги сохранились. Судьба наших коней
тоже оказалась скрытой в тумане. Похоже, кому-то из окрестных
крестьян повезло заполучить в хозяйство парочку отличных
лошадей.
Сначала нас отвезли в баню, я не мылся больше месяца и с
восторгом принялся парить себя веником. Карл впервые
столкнулся со странной процедурой русского мытья и долго не
мог оценить ее по достоинству. Он очень удивлялся тому, что я
балдею от этого «варварства». А когда истопник окатил его
ушатом ледяной воды, кузен едва проделал в незадачливом
мужике лишнюю дырку.
Из парилки мы вышли красными как вареные раки, без сил свалились
на деревянные лавки и поняли, что умираем от жажды. Проблема
решилась мигом. Нам преподнесли по здоровенному ковшу кваса,
и тогда я понял, что попал на небеса.
Сержант положил на лавку две нательных рубахи и две пары портов.
Если Карлу белье пришлось впору, то на мне все угрожающе
трещало и местами рвалось. Я уже обратил внимание, что по
здешним меркам был все равно, что великаном, возвышаясь над
всеми почти на голову.