К счастью, дом этот располагался в преизрядном отдалении от
остальных, огонь не угрожал перекинуться на другие строения. Ветер
иногда подхватывал горящие обломки, они снопом искр падали в
сугробы и с шипением, выпуская струйки дыма, гасли.
«Пожарных» хватало и без меня. Гвардии хоть и вменялось
оказывать посильную помощь в тушении пожаров, но это был не наш
участок, и я мог с легким сердцем идти домой. Но что-то заставило
остановиться, а потом подойти к трем погорельцам.
Они подавлено молчали, лишь мужчина иногда шевелил губами, шепча
то ли молитву, то ли ругательства. Внезапно девочка оживилась:
— Папочка, там же Митяй, — истошно закричала она,
указывая рукой в сторону чадящих окон второго этажа.
«Митяй, Дмитрий», — пронеслась у меня в голове.
Неужели…
— Что ты сказала, девочка, повтори, — закричал я,
чувствуя, что волосы на голове становятся дыбом. Не позавидуешь
человеку, заживо горящему в охваченном пожаром доме.
Отец девочки по-прежнему обреченно стоял, будто каменный
истукан. На лице его не появилось ничего, ни капли сострадания.
Шок, понял я.
Девочка увидела во мне спасителя, ринулась в мою сторону и с
мольбой кинулась в ноги:
— Спасите Митяя, добрый человек, век за вас молиться буду.
Он же маленький несмышленый, месяц всего исполнилось.
«Так он совсем кроха», — ахнул я.
Но почему родители малыша не могут прийти в себя? Неужто сдались
и не хотят бороться за ребенка. Если та женщина — мать, почему не
кидается в огонь, разве может она просто стоять и смотреть, ничего
не предпринимая? Какая же она мать после этого!
— Где он? — подняв девочку с колен, произнес я.
— В моей комнате, — стуча зубами от страха, заговорила
она, — на втором этаже. У него колыбелька маленькая с ручкой.
Я там его оставила, забыла, когда все началось.
— Ты его забыла?! — вскричал я, еще сильнее напугав
девочку.
Она снова бухнулась на колени, обхватила мои ноги и
заголосила:
— Спасите Митяя, дяденька. Христом умоляю!
— Цыц, девка, потом ныть будешь, — приказал я,
бросился к ближайшему мужику с ушатом, окатил себя с ног до головы
ледяной водой и ринулся в сплошную стену огня.
Стараясь не дышать, добежал до охваченной пламенем лестницы,
поднялся по обуглившимся ступенькам, надеясь, что они выдержат и не
обломятся под моим весом.
Дым выедал глаза, я с кашлем, будто чахоточный, двинулся вперед
и наткнулся на препятствие в виде покосившейся двери. За ней
слышалось жалобное попискивание. Митяй, сообразил я. Догадка
придала сил. Я разбежался и выбил ногой дверь. Она с грохотом
упала, из освободившегося прохода полыхнул столб огня. А чтоб тебя!
Пламя едва не обожгло лицо. С потолка посыпались искры как с
электрода сварщика. Они немилосердно жглись. И будут у тебя,
парень, волдыри размером с пятак. Это в лучшем случае, а в худшем…
нет, об этом лучше не думать. Жизнь человеческую надо спасать, тем
более, если младенцу всего-то месяц. Чего он видел, кроме
мамки-кормилицы?