– Ну что, принесла сумму?
– Конечно! – вытащила я деньги из
кармана.
– Давай делить! – пересчитала она
купюры. – Тут двух процентов не хватает!
– Охраннику отдала за его
содействие.
– Хм, – усмехнулась Старшая. – А ты
молодец! За два процента его нагнула! Можно сказать, отомстила за
Валютную, ведь именно за эту сумму она ему и даёт. За вычетом моих
процентов, конечно!
– Вы забираете большую часть от её
заработка, хотя Вашего вклада в дело нет! – опустив глаза, сказала
я правду.
– Ты не забывайся, и честность свою
с амбициями себе в одно место засунь! Иначе и своих 33% не
получишь!
Старшая скрутила свою долю в рулон,
и, заслонив тканевой перегородкой заднюю часть камеры, спрятала
где–то там от моих и всеобщих глаз. Вернувшись, она протянула мой
заработок: «Убери в карман и вали отсюда!».
Я сделала, как она велела и тихонько
постучала в дверь, сообщая надсмотрщице, что разговор окончен, и я
готова отправиться к себе.
Войдя в свою камеру, в тишину и
мрак, который обычно и царил тут ночью, я тяжко выдохнула, стараясь
выдуть из лёгких и сердца всё то беспокойство, которым жила и
дышала последние дни. Я сделала шаг к своей койке, как вдруг на
весь спальный отдел завизжала гулкая сирена, а по площади здания
включился яркий дневной свет. В камеру забежало четыре надзирателя
мужского пола. Двое до боли скрутили мне руки и вывели в коридор.
Вторая пара объявила в камере шмон – обыск. Ото всюду теперь
звучали свист и выкрики взволнованных зечек, а моё сердце
выпрыгивало из груди. Проверив мои карманы и вытащив деньги, один
из охранников всегласно объявил, что нычка найдена.

– Я ни в чём не виновата! – зарыдала
я.
– Ты и в суде то же самое твердила!
– огрызнулся на меня надзиратель, а я поняла, что частично он был
прав, и эта фраза стала моим тюремным девизом, хотя в данный
момент, я, действительно, совершила преступление, в котором была
повинна.
– В карцер её! – отдал приказ второй
конвоир, получивший сообщение по рации, прикрепленной на плече.
– За что? – испуганно и глупо
прозвучал мой вопрос.
– Злостное нарушение установленного
в колонии порядка. Ты и все пособники под суд пойдёте! А пока в
карцере посидите!
– Я беременна, – выпрашивала я
милости.
– Ну, что ж, тогда тебе перину там
постелют! – жестоко ответил мне надсмотрщик.
– Кто меня сдал? – сменила я испуг с
расстройством на злость.