С тяжелыми мыслями я задремала, а к
ужину проснулась от озноба. Меня трясло так сильно, что зуб на зуб
не попадал, а руки просто заледенели. Я постаралась закутаться
поглубже в одеяло и отодвинуться подальше от холодной стены, как
вдруг низ моего живота пронзила дикая боль. Скрючившись, я
зажмурила глаза от колющего чувства в матке.
«Помогите!», – закричала я, но на
крик никто не отозвался.

Я встала с койки, в попытке дойти до
двери, но упала на пол от приступа боли, подкосившего тело. Сквозь
стиснутые зубы, я застонала, и в одночасье ощутила тёплый поток
между ног. Не глядя на свою нижнюю часть, я зарыдала прямо сквозь
этот стон, ведь поняла, что увижу кровь, и что ребёнка, скорее
всего, больше нет. Доползши до двери, я тарабанила по ней до той
поры, пока надзиратель не обнаружил меня на полу и не вызвал
дежурную помощь с лечебницы при колонии.
В последующие двое суток я прошла
через ад, лейтенант. Выкидыш на втором триместре – дело нелёгкое.
Матка должна очиститься от отмершего плода, а это болезненно, как
физически, так и морально. Невыносимо знать, что из тебя частями
достают плоть дитя, чьё сердце недавно билось в твоём чреве. Я
никогда не испытывала шока, подобного тому, что в те злосчастные
часы. Вместе с сыном умерла и часть меня, а вместо слёз, мой траур
вытекал потоком крови. Тело приказало не рыдать, а мстить, и разум
был настроен на то, как исполнить приказ.
И вот, после смерти сына, а вместе с
ней и моей собственной, я всё же возродилась, как Феникс из пепла.
Возродилась не сразу, и не совсем я, скорее новое подобие меня:
отречённая, равнодушная, холодная, как та камера, в которой я его и
потеряла. Обычные эмоции, словно упали из сердца в живот и бурлили
там, создавая дискомфорт в моём теле, но более не волновали душу.
На замену им пришло что–то ужасно мрачное, демоническое, чёрное.
Несколько суток назад, я бы сама себя испугалась, но сейчас, это
был тот мотор, который заставлял меня дышать и жить дальше.
Отлежавшая неделю в лечебнице, я
была вновь сопровождена в кабинет начальника.
– Ну, что ж, теперь ты видишь, что
бывает, когда не слушаются старших! А напиши ты заявление, как
надо, и была бы возвращена в обычную камеру, – начал он сухой не
эмпатичный диалог.
– Что нужно?
– Ух ты, а тон–то какой
неприветливый стал. Я не виновен в том, что ты ребёнка потеряла. А
нужно мне, как прежде, твоё заявление.