Приказано исполнить. Часть 2 - страница 64

Шрифт
Интервал


Успокоившись, я продолжила поиск. Мой дневник оказался на нижней полке и, вытащив его из тумбы, я случайно зацепила письмо, лежавшее под ним. Отложив конверт в сторону, я пролистала дневник. На последней странице Считалка оставила мне записку, в которой желала счастья и удачных родов, а ещё описывала свой недуг, усугубившийся после нахождения в карцере. «Я умираю и последнее, что желаю сделать – позвонить твоему муженьку и пристыдить его за то, что бросил беременную женщину на погибель. Надеюсь, что он опомнится и вытащит тебя из мрака к свету. Шахматы возьми себе и продолжай играть. Мой эндшпиль подошёл, а твоя партия только начинается». Сглотнув ком горечи, я закрыла дневник. Мой взгляд упал на то письмо в конверте, что прилипло к дневнику. Я аккуратно открыла его и прочла известие от адвоката Считалки: «Наше ходатайство о досрочном освобождении вследствие тяжелого заболевания, препятствующего отбыванию наказания, удовлетворено судом. Поздравляю! Как только решение вступит в силу, Вы будете освобождены и направлены в лечебницу». Я смяла письмо у сердца и зарыдала ещё сильней, чем прежде.



– Если бы не я со своим рвением стать старшей, Считалка бы успела выйти и, возможно, вылечить рак. Понимаешь, лейтенант? – заплакала моя начальница, и капельки слёз на её щеках показались единственным проявлением тепла в морозном царствии природы, по которой мы гуляли.

– Вы защищали себя с ребёнком, а Считалка благородно вызвалась помочь. В том, что она скончалась нет Вашей вины, – утёр я её слезы и крепко–накрепко прижал к себе, стараясь утешить и согреть.

– Отведи меня домой, мне стало холодно! – просунула она замёрзшую руку мне под борт пальто.

– Пойдёмте! Согрею Вас горячим кофе! – не распуская объятий, направил я шаг в сторону квартиры.

При женской колонии была парикмахерская, куда я и направилась после всех потрясений. Малыш, что приснился мне в начале беременности, был светлым, как солнышко, как радость, как счастье материнства. Я потеряла его, своего русоволосого сына, но хотела сохранить частичку света, что он принёс, в себе. Я перекрасилась в блондинку. Кто–то решил, что этим цветом волос я полностью растоптала обритую Старшую, показала победу над ней, отныне драящую толчки в туалетах колонии и работающую в две смены за тех, кому неохота строчить. Я не опровергала слухов. Зачем? Но в глубине души я просто наслаждалась цветом солнца на волосах, которое, пусть и ненадолго, мне подарил мой сын.