Возле очага деловито копошился Дюморт, дежуривший на
кухне. Что-то намывает в казане, наполненном мыльной водой, и тихонько мурлычет
себе под нос песенку.
Бесшумно сгрузив свою поклажу и у двери, Ксин медленно,
бочком, двинулся к кашевару. Может удастся пошептаться с ним?
— Эй, дружище,
а ты что тут делаешь? — увидев его, воскликнул Дюморт. — Ты ведь с Цером пошел на рыбалку. Я думал вы
на весь день отчалили. Раньше вечерней зорьки не покажетесь.
Оборотень выпрямился и обтер руки о смешной фартук.
Бабский. Ярко-желтый с вышитыми ромашками и уже изрядно засаленный. Это Тум
прикупил и теперь каждому дежурному кашевару обязывалось всю смену носить эту
штуковину и откликаться на слово «стряпуха». Суровый мужской юмор.
— Тут такое
дело… — Ксенит откашлялся и смелее шагнул к побратиму. —Мне бы пообедать.
Несколько косматых голов повернулись в его сторону.
Без особого любопытства, просто подмечая что явился.
— Конечно поешь, — Дюморт выхватил из стопки тарелок
верхнюю и принялся насыпать в нее густой кулеш. — А Цер? Вернулся? Или остался
на речке? — оборотень посмотрел на дверь, в окно. Потом оценивающе уставился в
быстро пустеющий котелок, прикидывая хватит ли всем еды? На двух рыбаков,
расчета не было.
— Цер… он… — Ксин взял ложку и тарелку из рук брата.
Задумался. С чего начать свой рассказ? — Мы с Цером шли по лесу, к реке, — Ксинит
решил изложить произошедшее в хронологическом порядке. Чтоб информация о
событии и тревожившее его беспокойство, лучше прочувствовалось братьями. — Солнышко
светит, птички поют…
Ксин стал у очага. Говоря, он поглядывал на жующих
братьев и помешивал в тарелке остывающий кулеш. Дюморт оперся о стол и
безмятежно улыбаясь протирал отмытые тарелки. Внимательно слушал, кивал. Здоровенный
и такой несуразный в этом фартуке.
— Тут Церус вспомнил про малину. Ох, говорит, малину
страсть люблю… Шасть в сторону…и как будто взбесился! Сразу побежал… И в боевом
лике. Видно, учуял сладкую малютку, что паслась на полянке в лесу. Я то что… у
меня нюх раза в два слабее егошнего. И схватил ее!
Оборотни поворачивали головы, с интересом прислушались
к тихому рассказу Ксина, не понимая, о чем он толкует.
— Она так
кричала… — Ксин горько вздохнул, скривился. — А-а-а-а-а! — Тоненько протянул он,
изображая крик девушки.