— Сдох, — ошеломленно выдохнул кто-то в толпе.
— Супротив колдуна, дурень лапотный, попер, — добавил другой
голос.
Обведя внимательным взглядом примолкших казаков, Данила негромко
позвал:
— Пан Ляшко…
— Здесь, пан сотник!
— Дивчин накормить, помыть… — при этих словах запорожцы грохнули
дружным хохотом… — и спать уложить, — с улыбкой закончил он.
Провожаемый скабрезными шутками, Данила, обернувшись к Лисице,
предупредил:
— Девок под охрану, моряков в трюм. С остальным утром
разберемся. — На секунду задумавшись, привычно ляпнул: — Оно вечера
мудреней.
Характерник не простой казак и слова должен произносить
осторожно — взвешенно. Утро, как он и пожелал, оказалось мудреным:
галиот взяли на абордаж «пираты».
Глава двенадцатая
Море было ласковым, летним. Оно мерцало золотистой дымкой
восходящего солнца и лениво играло с утренним ветерком пенными
барашками волн. Едва различимая прибрежная полоска причудливой
нитью вытянулась вдоль горизонта. Звенели снасти, тоненько —
испуганно! — отзывался судовой колокол и гудели головы у
запорожцев. Атаман Гонта излагал вновьприбывшим незадачливым
«пиратам» свои сокровенные мысли. Излагал внятно, доступно и
многоэтажно.
Нет, полковник, конечно, атаман авторитетный. И в рубке толк
понимает, и любого краснобая за пояс заткнет. Слова знает, которые
Лисица отродясь не слыхал. Молодой казак даже сощурился от
удовольствия, услышав особо изощренную тираду.
Абордажная команда смущенно переминалась с ноги на ногу, дергая
себя, кто во что горазд: один теребил русый чуб, другой пытался
оторвать собственный ус, а иные — безмятежно, привычно ковыряли в
носу.
Наконец Гонта сипло рыкнул:
— Ну?!
— Дык, батько, — с опаской начал один из «пиратов», преданно
выкатив единственный глаз; другой был скрыт под черной повязкой. —
Тута… кажись… — шумно сглотнув слюну, он окончательно умолк,
растерянно запустив пятерню в затылок.
— Оно ж, енто… — сокрушенно развел руками стоявший рядом
разбойник: густобровый, с вырванными ноздрями и слегка шепелявящий
при разговоре. — Не разумели…
И его ораторское искусство пропало втуне.
— Дык…енто, — передразнил их атаман, сплюнув на палубу. —
Порубали б друг дружку, и что тогда?..
Слава богу, все обошлось — отделались легкими царапинами. Трое
убитых матросов в счет не шли.
Спали казаки, дремал на предутренней зорьке уставший караул,
когда сотня запорожцев Донского куреня на двух «чайках»
незамеченной подкралась к беззащитному галиоту. Уже трещали первые
выстрелы и сабли с радостным шипением рвались из ножен, когда
боевой казачий клич, с двух сторон прозвучавший в утреннем сумраке,
разом охладил буйные головы. Абордаж закончился внезапно, едва
начавшись — тяжелая длань атамана Гонты щедрыми зуботычинами
развеяла возникшее недоразумение.