— Война план покажет, — туманно пообещал Данила.
— Как? — заинтересовался Гонта. — Интересное выражение, не
слышал…
Достав из кожаного кисета трубку, он сосредоточенно принялся
забивать ее турецким табаком. Чиркнув пару раз кресалом, прикурил,
пыхнул душистым облаком, радостно подхваченным ветром, и задумчиво
произнес:
— С полонянками ничего не надумал? — Заметив удивленно вскинутые
брови, атаман пояснил: — Продать их надо, нельзя баб в плавание
брать. Да и казаки того гляди глотки из-за них начнут друг дружке
рвать… Сам-то, чай, уже глаз положил на какую?
— Ни-ни! — испугано отмахнулся Данила и истово побожился: — Вот
те крест, и в мыслях не держал!
День прошел в хлопотах. Пустующие трюмы в срочном порядке
переоборудовались в более-менее сносное жилье, благо плотницкий
инструмент имелся в достатке. Казачья старшина заняла кубрики для
офицеров на второй палубе, Гонте досталась роскошная каюта прежнего
хозяина. Обустраивались.
До своей каморки Данила добрался лишь после захода солнца, упал
без сил на жесткий матрас, прикрыл на секунду глаза и… моментально
уснул, без сновидений. Пробудился он от негромкого плеска волн за
бортом и осторожных попыток кого-то невидимого в темноте стянуть с
него сапоги. Сонно ворочая языком, сотник лениво
поинтересовался:
— Это ты, Лисица?
Смутный силуэт негромко рассмеялся низким, грудным смехом,
присел у изголовья и ласково погладил его по щеке.
— Ты охренел, казак! — сделав попытку подняться, Данила ткнулся
носом в мягкие, упругие груди.
«У Лисицы точно таких не было!» — запоздало мелькнула
сумасшедшая мысль.
— То я, пан сотник, — горячий девичий шепот сбил дыхание. —
Марыся.
Слегка дрожащие тонкие пальчики коснулись губ. Как наяву он
увидел стройную фигуру в воздушном платье из белой кисеи, голубой
атласный кушак, обтягивающий осиную талию, золотисто-рыжие локоны и
лукавую, обещающую улыбку спасенной им невольницы.
Как наяву… Остальное он не видел — чувствовал. И бархатную кожу,
и жаркие губы и острые коготки, с болью вонзившиеся в спину, и
дурманящий голову сирийский парфюм… Ведьма! Рыжая ведьма из
Кракова. Ишь как глазища горят!
— Дзякую, пан, що спас мене! — мешая польские и украинские
слова, полячка ловко стянула с него рубаху.
«Гонта утром вздернет меня на рее вместе с греком!» — последний
разумный проблеск исчез, растворился в сладостной истоме…