Да только где ж ему морю-то взяться в Вологде, где речушку куры
вброд переходят? Так и жил Алексашка, не тужил, лишь во снах да
мечтаньях по мачтам лазал и крики чаек слышал. Да и что тужить-то
ему, если барин добрый был, розгами потчевал раз в седмицу, а по
праздникам леденцы дарил сахарные да медовые. Ан нет, беда пришла
кручинушка, как всегда незвано. Вороги лютые усадьбу сожгли, дворню
покалечили, а старого барина и вовсе живота лишили. Алексашке
свезло тогда, в погребе сидел каменном, вот и цел остался.
Возрадоваться не успел спасению чудесному, как продали горемыку
купцу иноземному, голландскому. Мошну имел Гендрик Гоутман немалую,
и удача сама ему в руки плыла. Торговые лавки в Амстердаме и Вене,
каменная палата о трех житьях и семи светлицах в Вологде, дюжина
конных стай, да два корабля в володениях.
Богат был купец, жаден и свиреп. Бил он боем Алексашку смертным
за малейшую провинность. Мочи не было терпеть муку адскую, да нет
худа без добра — исполнилась мечта его детская, море повидал, во
многих странах побывал. И науку постиг немалую: языкам обучился,
письму чистому и счету торговому. И привыкать уже начал к участи
своей горемышной, да денюшку по грошику откладывать на выкуп, как
судьба вдругоряд хвостом свои лисьим вильнула.
Кончилось невезенье!
Началось с того, что прослышал Гоутман про град дивный —
Заморье. Снарядил корабль и отплыл, Алексашку с собой прихватив. Не
глянулся мальчугану тогда город. Крепостицы нет, дома в камне, но
от силы пяток дюжин наберется — две улицы всего. Даже ярмарки нет.
Правда стройка идет великая, но это когда еще возведут? Словом,
забили трюм бочками сорокаведерными с напитком неведомым (бурбон
называется) и отбыли в Европу.
Знатный доход купец получил, немалый. Собирался вновь плыть, да
хлопоты задержали неотложные. Год минул, пока в путь-дорожку
собирались. А как дошли санным путем до Заморья, ахнул Алексашка от
изумления. Град стоял перед глазами белокаменный с теремами
высокими да прошпектами широкими. И люда в нем прибавилось не
меряно.
Две седмицы они щи хлебали кислые на постоялом дворе, шага с
него не ступая, заказ ожидаючи. Нельзя было гостям без нужды по
улицам бродить. Везде секреты да дозоры понаставлены. А как
доставили диковинку жданную, тут не только Алексашка — купец рот
открыл и пальцами по столу заскреб, скупость свою диавольскую на
свет явив. Руки затряслись, как с перепою. Было чему дивиться: перо
самописное золоченое, серебром да каменьями украшенное. Да за такое
кошель с золотом отдадут, не чинясь, и еще попросят.