— Держи!
Упал под ноги кошель, серебром зазвенел. Алексашка сгреб рукой
снег и к лицу приложил, жар внезапный унять. А купцу не до него
было — стоял багровый сам, буркалы выкатив, и бородой от злобы
тряс. Рад бы слово назад вернуть, да нельзя — видоки кругом.
А что дальше было, он плохо помнил, словно в угаре печном.
Щелкнула девка пальцами, и как из-под земли воины страшные явились
числом малым, в полдюжины, не более. Один из них поднял на руки
Алексашку и в карету отнес с золоченым вензелем «Z» на дверце. А
другой купцу сказал что-то, отчего тот бледен стал, взвыл дурным
голосом, рухнув на колени, и пополз лобызать сапожки сафьяновые, за
полу шубейки хвататься.
Тут-то Алексашка в беспамятство и впал.
Два года минуло с той поры, не узнать его. Раздался в плечах, на
лицо округлел. То не диво — он теперь как сыр в масле катается.
Важный стал, чинный. Личный порученец самой государыни Заморья, ее
верная собачка. Не цепной пес — эту должность Улках занимает,
лучший друг Алексашки. А что государыня, за глаза ее все так зовут.
А он иногда и в глаза. Она сердится, ножкой точеной топает и
пальчиком грозит. Но он не боится. Добрая она, жалостливая, без
нужды никого не накажет, да и вину доказанную семь раз
перепроверит.
Вот и сейчас Улкаху пеняет, выговаривает. Не дело так над людьми
изгаляться. Молчит Алексашка, хоть и не согласен на этот раз со
своей государыней. Все верно его друг делает, воин он. И набор в
дружину ведет разумно, как встарь на Руси. Будь вольный человек аль
индеец полоненный — все едино. Коль согласен на службу, дай клятву
перед богами своими и служи честно во славу государыни и отечества.
А если хочешь почетного места в личной охране, да жалованья
щедрого, то милости просим. Уменье воинское твое цепной пес
проверит и решит — годен на что или так… пустобрех подзаборный.
Гордость взяла Алексашку за друга — мало кто с Улкахом
сравниться может в кулачном бою и воинской сноровке. Да и немудрено
то. Науку тайную ему Данила давал, друг сердешный государыни. Целый
год обучал, пока в Африку не уплыл. Многое у него Улках перенял,
хоть и сам не лыком шит.
Четверо уже в пыли лежат, юшкой кровавой утираются. Оджубеи
исконные враги лакота-сиу. Сам Алексашка их не различает, Сидящий
Медведь так сказал. Впрочем, не враги уже, друзья, раз Великим
Отцом поклялись служить верой и правдой. Да только вряд ли их в
охрану возьмут — и минуты не смогли выстоять против Улкаха. Но
ничего, и им подберут ношу по плечу.