Вот тогда-то и случилось все. Оплошал Алексашка, промашку дал
нечаянную. Достал украдкой перо из сундука (они в коробочках
деревянных, расписных уложены были) и принялся вертеть его на
свету, любуясь. Гоутман и застал его невзначай за этим занятием.
Схватил за космы огненные, выволок во двор и давай дубиной
охаживать, разве что не с оглоблю толщиной. Хрустнуло что-то,
Алексашку испуг взял, думал — спина… но, слава богу, обошлось,
палка сломалась. Купец в ярость впал, ногами его топтать принялся
и...
Когда побои внезапно прекратились, Алексашка поднял голову и
обомлел. Стояла пред ним девица красна, одета ладно, но неброско. В
шубейке простой и сапожках сафьяновых. Стояла и смотрела на купца
взором кротким, ласковым, но отчего-то притих купец и даже
подобрел. Оно и ясно: глядеть бы на такую красу, не отрываясь, и
любоваться. Он и Анютку враз забыл, и боль из ребер ушла.
— Не много ли воли взял, купец?
Вроде бы тихонько спросила, едва слышно, но стужей повеяло от
слов ее, холодом лютым. Охнул про себя Алексашка, девку глупую
жалеючи. Скор Гоутман на расправу, и достанется ей на пироги с
лепешками. Не поглядит, что чья-то служка, не побоится. Непомерен
гордыней купец — заплатит штраф, но гнев свой не спрячет, норов
буйный не обуздает. Богат он и родовит, во многих городах ему почет
и уваженье. И приказчик местный, что заказами ведает на перо
самописное, любезен с ним, как ни с кем другим.
Скорбь затаилась в груди, тревога проснулась. Достанется девке
за шалость его детскую, дурость опрометчивую. Шевельнул губами
Алексашка, торопясь упредить ее, да слова в горле снежком морозным
слепились, и язык к небу примерз, онемев в одночасье. Глянула девка
на него быстро, как крапивой ожгла, и подмигнула лукаво. И понял
парень, что непроста она, как на первый погляд мнится, ой как
непроста. Знать не служка чья-то, а дочь вельможи гордого,
сановитого.
Но не видел этого купец, встал подбоченись, бороду задрав, и
молвил грозно, на яд не скупясь и угрозы суля. Глазом девка не
моргнула, бровью не повела. Сказала все так же тихо, лишь пламя
сверкнуло в очах:
— Продай мальчонку, купец!
Сердце зашлось от восторга и замерло вновь, когда цену услышал
он. Или разум купца помутился, или жадность обуяла его. Уже задним
умом догадался Алексашка, решил голландец отвязаться от нее, чтоб
под руку не лезла горячую, оттого и заломил неподъемный выкуп.
Злопамятен купец. Но и девка непроста. Голосом не дрогнула, рукой
махнула.