Вторая любовь его не спрашивала. Она
ворвалась в мечты, в мысли и сны, сделала его немного безумным, в
чем-то даже слабым, но все-таки — счастливым. Пусть в этом чувстве
не было взаимности, но, оказывается, когда любишь, радуешься самым
незначительным мелочам.
Момента, который произошёл сейчас, он
даже представить не мог. Тимур боялся подобного мига, как неизбежно
надвигающегося кошмара. Почему же он все же произошёл? Ещё так
нелепо и глупо... Почему момент, который он гнал от себя даже в
мыслях, его настиг?
Он неловко заерзал на постели, не
понимая, как себя следует вести. Марта взглянула на него, но
расценила момент по-своему.
— Подожди, я сейчас.
Она опустила ноги на пол, нащупала
тапочки, и, сунув их в босые ступни, выскользнула из
палаты.
Тимур недоумённо посмотрел ей вслед.
Куда это она?
Марта остановилась у прикрытой двери с
табличкой «Пост», и постучала по дощатой поверхности костяшками
пальцев.
— Кто там? Войдите, — услышала она
сонный голос.
Марта приоткрыла двери, заметив, как
поднимается с кушетки взлохмаченная, сонная голова Олимпиады
Львовны.
— Золотаева? Тебе чего? — широко зевая
спросила она.
— Олимпиада Львовна… Мой сосед по
палате… У него сейчас нет протезов… Он, наверное, в туалет
хочет.
— Тебе что, «утку» дать? — буркнула
та. — Погоди, сейчас…
Тимур уже поднялся с постели, когда
двери распахнулись, и на пороге появилась Марта с «уткой» в руках.
Это зрелище подействовало так, как будто бы он получил удар
наотмашь. Нариев не знал, что сказать и как
отреагировать.
Лицо лейтенанта хорошо было освещено
тусклым светом со стороны коридора. По напряженному выражению Марта
поняла, что происходит нечто, что ему не нравится. Кажется, она
действовала неправильно, глупо и бессмысленно.
— Я подумала, что может быть тебе надо
как-то… помочь, — она смутилась.
— Марта, нет! — его голос зазвенел
напряжением. Он прозвучал как короткий приказ, как выстрел,
разнёсшийся эхом по погруженный в полумрак палате.
В Тимуре нарастала злость. Он сам не
знал, вызвано ли это её поступком или его взбесила собственная
беспомощность. Увидев, что она немного испугалась, выдохнул,
попытался взять себя в руки. С легкой ироничностью, чтобы успокоить
её, произнес:
— Вот что… Паркуй «птицу» под кровать.
А я пожалуй, выйду… Сам…
Оставив покрасневшую, смущенную Марту
в палате, он вышел в едва освещенный коридор больничного корпуса,
направившись в сторону туалета.