— Пока все понятно, Анна Львовна
забрать тебя хотела, но перестаралась. А нервы у обер-капитана
после общения со мной расшатались. Дальше то что было?
— Эй, да не поместился я в одиночной,
и одним боком и другим. Не закрылась дверь. Сказали, что толстый я
слишком. Ну и в общую завели, где народа много, но не очень.
Я все по науке, все как ты говорил.
Вошел, поздоровался. Вроде поговорили с начала с фторитетами. А они
мне «Мы уже в курсе, что тут жирный по камерам чудеса творит.
Давай, соловья у нас ищи». А я не в курсе, что за соловья, как
искать. Смотрел направо, налево. Вот говорю, у этого рожа
подозрительная, у нас в имении с такой же рожей слугу пороли.
— Дивны дела твои, Вечный ученик.
Неисповедимы.
— Да, народ то бить начал этого
соловья, потом оберы дубинками всех, даже мне по спине досталось. А
потом обер-капитан орал, плевался и меня в другую камеру, где
фторитеты главные.
Там пытали меня долго, словами. Все
выспрашивали, что я за Шкилет и кто погремуху дал. Что такая
погремуха не канает. Хотели меня Жиртрестом назвать и возмущались,
что погремуха не прилипает. Погремуху может только авторитетный
вор-на-законе давать, другая не прилипнет, а твоя прилипла. Вот
меня выспрашивали, Скотина кто такой. А я есть хотел и спать.
Вот.
Потом меня на верхнюю шконку загнали.
На третий ярус велели лезть. И смеялись. Вся камера смеялась, как я
туда лез, подталкивали вместе и снова смеялись. А я не люблю, когда
смеются, я огорчаюсь. Но плакать не стал, сказал себе — все
вытерплю, Борис смог, значит и я смогу. И уснул, и спал, вот.
— Пока все складно, продолжай, только
выдохни.
— Ага, выдыхаю. Проснулся уже внизу.
Я оказывается храпеть начал, сильно. Я храпеть сильно могу, когда
стресс, а у меня как раз этот стресс и был. Меня фторитет снизу
ногами пихнул и не выдержала шконка.
Потом трупы доставали. Я оказывается
всех троих фторитетов задавил. В лепешку, всмятку. Смотрю, печально
стало, грустно. И так на душе противно, что хоть волком вой. Двери
то окрылись и там с дубинками оберы снова. А я так себе — хватит
Паша, сколько можно. Хватит бояться. Я не тварь пужащщая. Ты же
рассказывал. Разорвал на груди майку, растопырил пальцы и «Ну что
волки позорные». И песню твою начал петь — «Сколько я порезал,
сколько перерезал…».
Короче, убежали оберы, дубинки
бросив, у одного даже сердечный удар. Потом бунт начался. Ну это
такое веселье, когда все заключенные из камер выходят, шумят и
гоняют оберов.